Начало игры.

Томаш подъехал к дому Чёрного, когда на Прагу опустились вечерние сумерки. Белый Ауди неслышно подъехал к воротам, человек, сидевший внутри, погасил фары и нажал на кнопку звонка. Тень приехал к Вацлаву без приглашения, но надеялся, что его визит будет не слишком неуместным.  Кроме того, мужчина вез подарок давнему другу, который просто обязан был привести Вацлава в доброе расположение. Видимого повода этому подарку не было, да и куплен он был около полугода назад без какой-либо задней мысли, когда Томаш ездил в Тибет. С Чёрным Тень не виделся с того самого момента, как был принят в братство, поэтому, получив приглашение на осеннее заседание, окропленный священной кровью неофит решил нанести визит Магистру,  а заодно отблагодарить его за представленную возможность вступить в «Седьмой круг». На предстоящей охоте и аукционе Томаш появится впервые и, само собой, он испытывал некое волнение и благоговейный трепет перед грядущим мероприятием. Он надеялся, что разговор с Вацлавам его немного успокоит, а ожидание назначенного дня будет не таким тягостным.
Дворский опустил тонированное окно, чтобы охранник мог разглядеть его лицо, сообщил свое имя, фамилию и причину визита. Спустя полминуты тяжелые ворота пришли в движение, чугунные створки открылись и машина, зашуршав шинами, въехала во двор.

Томаш не любил осень, когда начинается сезон дождей, а температура падает до нулевой отметки. Природа неизбежно погибает. Мокрые листья превращаются грязь, холодный ветер забирается под тонкое осеннее пальто, пробирая до костей,  а противный моросящий дождь  кусает руки и лицо. Покинув салон автомобиля, Томаш быстро поднялся по ступеням и постучал в дверь, которая отварилась сию же минуту и приветливая улыбчивая девчушка пропустила гостя внутрь. Она помогла ему раздеться, а после проводила в гостиную, где хозяин дома отдыхал после напряженного дня.
- Добрый вечер, Вацлав, - Тень широко улыбнулся и перехватив простую лакированную коробку из красной вишни другой рукой, шагнул навстречу Магистру.
- Прошу прощения за визит без приглашения, надеюсь, я тебя ни от чего не отвлек? – сказав это, Томаш протянул руку для рукопожатия и вновь улыбнулся.  Вацлав ничуть не изменился с их последней встречи, как будто бы все тягости бренного мира совершенно его не касались. Даже о здоровье было спрашивать как-то неуместно, не смотря на то, что Чёрному полагалось ввиду хоть и не слишком, но преклонного возраста, страдать от одышки, ожирения или заболеваний связанных с сердечнососудистой системой. Вацлав никогда не жаловался на здоровье и Дворский волей неволей стал думать, что Мясник сумеет пережить его самого или даже собственных детей.

Отредактировано Томаш Дворский (23-10-2011 11:00:05)

- Не откажусь, спасибо, - Томаш едва заметно кивнул. Предложение отужинать было весьма кстати. Дома он есть не стал, решив не откладывать свой визит к Чёрному, и теперь, всего лишь затронув вскользь тему еды, желудок Тени предательски заныл. Мысленно Томаш отблагодарил небеса, что Вацлав смог его принять, да и просто-напросто оказался дома. Хотя, даже если бы Магистр был занят, Томаш на вряд ли ушел просто так, не передав ему коробку.
Возвращаться на улицу именно сейчас ему, конечно, не хотелось, хотя, какая в сущности разница – салон автомобиля был способен укрыть его от ветра и дождя. Однако заменить дружескую компанию и сухое тепло растопленного камина он был не в силах.
Томаш проводил взглядом горничную, которая явно постаралась, чтобы оба мужчины обратили на нее внимание в этот момент. Едва уловимое покачивание бедрами и лукавая улыбка, могли означать многое и в то же время ничего. Новенькая? Томаш невольно задался вопросом, специально ли Вацлав себе выбирает таких куколок или это выходит непроизвольно. Как раз сейчас, Тень оценил всю прелесть ситуации, когда твои комнаты убирает симпатичная брюнетка (или брюнет) в коротенькой юбочке с кокетливыми оборочками и невозмутимым видом, точно зная, что можно только смотреть, а трогать нельзя. Но, к сожалению, супружескую пастель в доме пана Дворского каждое утро заправляла Мария – тучная, но в то же время достаточно проворная для своих габаритов, женщина лет сорока пяти. Всю прислугу подбирала Лидия и вероятно, она в первую очередь оценивала профессиональные качества работников, а не их внешние данные.
Когда девушка ушла, Томаш опустился в кресло, стоящее около журнального столика и аккуратно, словно внутри находился чрезвычайно ценный и хрупкий предмет, поставил на столешницу коробку с подарком.
- Я не с пустыми руками, - неожиданно серьезно сказал Тень, и подцепил большими пальцами крохотные замочки на боковой панели шкатулки.
- Не так давно я был в Тибете и стал свидетелем ритуала Чод, который практикуется Тибетскими буддистами достаточно часто. Суть этого ритуала в «отсекании» связи с нирваной или, проще говоря, чтобы прогнать злых духов, - Тень бережно провел ладонью по крышке лакированной коробки, сметая невидимые пылинки. – Они это делают при помощи музыкального инструмента – ганглина*, - сказав это Томаш открыл коробку и развернул ее к Вацлаву, чтобы тот мог увидеть, то что лежало в ней на бархатной подушке. Музыкальный инструмент представлял с собой кость с тремя отверстиями – одно с одного конца и два с другого. Тело кости было покрыто резьбой и драгоценными камнями, но то что это именно человеческая кость, сомневаться не приходилось.
- Ганглин делают из берцовой кости девственницы, погибшей в результате несчастного случая или насильственной смерти, - Томаш отпустил взгляд на подарок и чуть помолчав, спросил, - Не правда ли, это захватывает дух? Ничего более мистического я не видел в жизни… - Вообще, само поездка в Тибет, да и Чод, произвели на него неизгладимое впечатление. Томаш чувствовал, что изменился, изменилось его отношение, не только к смерти, но и к жизни тоже.

*Ганглин.

Отредактировано Томаш Дворский (17-10-2011 19:56:39)

Вацлав рассматривал вещицу с видимым интересом. Но, похоже, что он еще не понял, что она была принесена именно ему, а не для того чтобы похвастаться.
- Мне сказали, что девушка, которая волей-неволей пожертвовала свою кость, сорвалась со скалы. Она вся разбилась, а потому удивительно, что при падении она не переломала себе ноги, - Томаш убрал упавшую на лицо прядь и посмотрел на Вацлава. Как ему показалось, флейта произвела на Мясника впечатление, иначе он так не улыбался бы. Оценить такие вещи может лишь истинный коллекционер.
- Одно другому не мешает, Вацлав, - Томаш сдержанно улыбнулся и опустил взгляд на шкатулку, в которой «спала» костяная флейта. На протяжении веков люди время от времени обращались к науке и магии, старались объяснить необъяснимые вещи с научной точки зрения. Ведь сложно игнорировать то, что неотступно следует за поколениями. Томаш не был верующим или фанатичным оккультистом, но он не отрицал возможность существования чего-то постороннего и необъяснимого. Для простого человека все это было не доступно в первую очередь на духовном уровне, а вот такие вот не простые предметы, как это дудочка, давали возможность к этому прикоснуться.
- Видел я не так много, как хотелось бы. Дело происходило в полночь, на одном из старых кладбищ в Тибете. Практикующим Чод был старый монах. Он сидел на земле, в окружении нескольких могил и дул в ганглин. Его звук был похож на ржание коня. Глухой, утробный, какой-то нереальный. Наблюдая за всем этим, мне очень хотелось ощутить то, что чувствовал монах. Увидеть то, что он видел. Услышать то, что не дано услышать простому смертному, - Томаш едва пожал плечами, потер кончик носа, уловив запах ароматного табака.
- Ганглин твой, Вацлав, - Томашу очень не хотелось употреблять слово «подарок» или говорить какие-то высокопарные речи. Он не хотел, чтобы Вацлав подумал, что Тень покупает его расположение на будущей охоте, хотя отчасти, так оно и было. Если ганглин был предназначен для того, чтобы прогнать злых духов, то, наверное, он мог бы отогнать от Дворского любые неудачи, которые легко могли приключиться с ним на первой охоте.

Отредактировано Томаш Дворский (19-10-2011 17:02:18)

Вацлав был далеко не дурак и все понял. Понял, но ни слова не сказал. На вряд ли Томаш обидел его или оскорбил. Такие подношения были обыденностью, чем-то достаточно предсказуемым, чтобы не удивляться. В некоторых ситуациях это было чем-то сродни ритуалу, от которого уже невозможно отступиться. Сколько раз Чёрный принимал подарки, от которых несло лестью и бахвальством? Что ж, не он первый, не он последний. Посему совершенно не стоит углубляться в этичность данного вопроса. Тем более внимание от непроницаемого лица Вацлава с его всегда надменно-ироничной улыбкой отвлек тихий стук в дверь и вкрадчивый голос горничной, приглашавшей хозяина и его гостя к столу. Томаш еще раз взглянул на девицу вполоборота, провожая ее слегка задумчивым изучающим взглядом. Девчонка была хороша, но отчего-то Томаш не испытывал к ней каких-то теплых, платонических чувств. В ней он видел исключительно объект сексуального вожделения и больше ничего. Таких, как она, Томаш не раз встречал в университете. Глупые, скучные и доверчивые, видящие в  откровенных унижениях забавную игру. Как то на последнем курсе, он с ребятами пригласили к себе в общагу первокурсниц, предварительно опоив их настолько, чтобы они окончательно потеряли уважение к себе, но не на столько, чтобы не понимали что происходит. Всю ночь парни заставляли их делать отвратительные, непристойные вещи, унижали и трахали, пока прекрасные нимфы им не наскучили. Тогда, мучаясь бессонницей, Томаш всё утро наблюдал, как Джейк, его однокурсник, запихивал одной из девиц в зад соленый арахис. Девчонка устала, протрезвела и уже не находила все то что с ней творили сколь-нибудь интересным. Она что-то ныла и глупо хихикала, но подняться с дивана и уйти она так и не решилась, хотя ее уже никто не держал. Ну а Джейк находил эту процедуру весьма занятной и не успокоился, пока не нашпиговал девицу под завязку. Вспомнив это, Томаш невольно задумался, позволила бы эта телочка проделать с собой нечто подобное. Но в любом случае, этого он никогда не узнает.
«Красивая сучка?» Томаш сразу и не понял, что обращаются в нему, погрузившись в воспоминания.
- Да, красивая, - тут же поспешил ответить на вопрос, поднимаясь со своего места и направляясь следом за Чёрным. Признаться, он был несколько удивлен, услышав подобные слова от Вацлава и, наверное, именно это помешало ответить ему в привычной грубой манере, когда речь заходит о чьих-то достоинствах. Однако он быстро исправился, когда они уселись за стол, заставленный всевозможными яствами, а девица вновь игриво вильнув бедрами, скрылась за дверью столовой. Томаш посмотрел на Вацлава и чуть помолчав, спросил с лисьей улыбкой на устах:
- Ты ее уже трахнул?
За окном было темно, сухие дрова в камине весело потрескивали объятые жарким пламенем, в столовой стоял полумрак. Едва ли не доверительная интимная обстановка. Серебренные приборы ловят неяркие блики, впиваясь в куски сочного поджаристого мяса. В бокалах рубиновое вино и кристально чистая, как слезы младенца вода. Вопрос груб и бестактен ровно настолько, насколько позволяли неформально установленные правила общения самим Вацлавам несколько минут назад.

Рудольф прибыл в Прагу в тот незадачливый час, когда уже темно, холодно и пустынно, и путнику, которому некуда податься город может показаться мистическим и даже зловещим. Любители Голема могут смело выбираться на опустевшие улицы, и встреча с чудным героем древних легенд не покажется совсем невозможной. При этом исправно работают светофоры и служители правопорядка, поэтому мужчина, ведя машину, не нарушал правил, хотя соблазн с ветерком прокатиться по стылым улицам был велик.
Дом, где жил Вацлав назывался велеречиво, и, когда машина, сверкнув подсветкой дальнего видения, лихо вписалась в поворот, то остов вырезавшегося из мрака особняка вызвал благоговейный восторг. Впрочем, Рудольф не был уверен, восторг вызвало само строение, то, что он, наконец добрался или некоторая доля алкоголя, которая будоражила воображение.
Мужчина вышел, даже не взглянув на своего слугу, что следовал за ним с парой чемоданов наперевес. Было зябко, и уютное пальто оказалось как раз кстати. Шарф и непромокаемые ботинки. Простуженный кашель у входа, когда за спиной литая ограда и несколько метров сырого гравия, формальное представление и обязательно тяжкий вздох, когда свет от фонарика охранника ударил в глаза, словно стегнули крапивой.
Момент узнавания Рудольф просто терпеть не мог, но выражать неудовольствия никогда не решался, потому, что отлично понимал, что слишком многое зависит от безопасности брата.  Безопасности этого дома, который действительно мог быть крепостью, и тут можно было не просто провести со вкусом и интересов время, но и отлежаться после особо бурных приключений, ошибок и недоразумений.
Свистнул своему слуге и прошёл за тяжёлую дверь, а дальше уже было проще, особенно, когда глаза привыкали к полумраку, а привычный запах обители Вацлава забивал носоглотку, неспешно погружая в его царство. Запах чистоты, добротного дерева, кожи и металла, хорошей кухни, крепких сигар и порой, Рудольф привык и к такому, но порой, терпкий запах насилия, почти физиологический, словно застывшая лава похоти, от которой могло затошнить с непривычки. Старший брат умел ценить распутство, и младший прекрасно об этом знал, и если бы его пугало или отталкивало всё, что связывало его с Вацлавом, то ему не стоило и приходить в его дом, или приглашать того в свой.
Неделикатно было бы застать Чёрного с любовником, но сегодня Рудольфу было особенно безразлично; с кем спит его дорогой братишки, принимает ли к ужину, и не страдает ли мигренью. Рудольф был по –осеннему раздражителен, восприимчив и зол, и ему показалось прекрасной мыслью приехать в гости к собственному брату. При этом он несколько стеснялся, поэтому захватил в подарок кубинских сигар, это прекрасный и запрещённый товар должен был стать бонусом, если бы визит заставил Вацлава хмуриться.
Велев слуге ждать, мужчина скинул пальто ему в руке и, ориентируясь в темноте, как кот, вышел к свету, перевёл дыхание и распахнул дверь. В нос ударил пряный аромат жаркого и под лёгкий стук ножа о тончайшей фарфор, мерное звучание беседы, явление Рудольф могло сойти за внезапный захват полиции. От него за версту несло слякотной дорогой, резиной автомобиля, дешёвыми сигаретами и немного горьковатым парфюмом. Три секунды, чтобы придти в себя, пока глаза привыкают к свету. Цепочка событий. Вацлав не один, рядом с ним очень изящный хлыщ с хищным взглядом, накрыт стол, в воздухе звучат томные нотки распускающейся беседы.
-Я звонил, честное слово, - развёл руками Рудольф, улыбаясь извиняющейся улыбкой, - я не знал, что ты не один, Вацлав, не прогонишь же ты родного брата?
Улыбка открытая, взгляд лучистый и мягкий, и явный порыв войти и обнять перетянут уздой. При посторонних же Чёрный – младший очень ловко изображал предельную респектабельную вежливость, был готов трепаться о пустяках, поддержать любую бредовую беседу, но при этом ему всегда было комфортно в обществе Чёрного – старшего, и Рудольф умело и без труда крушил любые намёки на особую привязанность или расположение. Он никогда не сомневался в том, что Вацлав не поступится своими принципами даже ради него – Рудольфа.
-Доброго вечера.
Это уже к молодому другу брата, приветливая улыбка, готовность пожать руку, внимательный и приязненный взгляд. Скользящий, улыбающийся взгляд Вацлаву, дескать, незадача, оказывается ты не всегда один.

Гостить у старшего брата Рудольфа Либшера Карэк, как было уже сказано, не любил. А вот гулять по прилегающему парку слуга ходил часто. Тем более, что в эти дни хозяин чаще всего был занят с братом. Карэка совершенно не касались те разговоры, что вели между собой мужчины. Чаще всего позавтракав, и испросив у пана Либшера программу своих действий на день, юноша проверял зарядку мобильника, на случай если он срочно потребуется Рудольфу, и если, дела не задерживали, уходил в парк. В холодное время года погода не располагала к долгим прогулкам, но под открытым небом, слуга чувствовал себя намного лучше, чем под потолками этого древнего сооружения.
Впервые попав в этот дом, Карэк не сразу понял, в чём испытывает неудобство. Любопытство, как он называл его, хроническое, затмило неприятные чувства огромных размеров комнат и коридоров. Получив разрешение осмотреть, некоторые из них, а точнее их убранство, коллекции произведений искусств и оружия, которые собирались наверняка не  один десяток лет, юноша увлёкся, не замечая больше ничего. Но впоследствии интерес поугас, и стены, потолок, массивные двери, и тому подобное, начали давить на него своим великолепием и размером. Казалось бы, простор, но это тот простор, в котором ещё больше ощущаешь свою малозначимость, даже физически. Приезжая в особняк Карэк в свободное время, стал всё чаще пропадать в прилегающем парке. Он брал с собой немного еды, пару детективов, альбом и карандаши. Именно тут в нём проснулось хоть что-то от отца. Наброски получались блёклые, цветные карандаши не шли в сравнение с маслом, или акварелью, но это его не заботило. Рисовал он не очень хорошо. Но для души, как говорится, этого было достаточно…
Выходной. Карэк смотрел на не руки пана Либшера, щедро, но разумно отсчитывающие мятые бумажки, слуга смотрел на одежду хозяина, потому что любил, когда тот выглядел  безупречно. Его не касалось, как сегодня, так и всегда, куда шел Рудольф Либшер. С таким условием он был ознакомлен уже в первые дни их связи, и Карэк принял, как должное. В ответ, Рудольф никогда не интересовался, где пропадал вне рабочего времени его мальчик. Да об этом и спрашивать не надо было. Если дело не касалось каких-либо мелких неприятностей, Карэк сам выкладывал всё в силу своей болтливости.
- Да, пан, я постараюсь…с пользой провести время.
Юноша улыбнулся открыто, по-доброму. Подал пальто. Проводил взглядом.
- Удачи, - тихо в растворяющиеся шаги, - Рудольф, - беззвучно, одними губами, с зацепившейся в уголках улыбкой.
Не считая денег, слуга сунул их в карман джинс. Обвёл взглядом стены. Оставаться здесь, когда рядом не было хозяина, Карэк не хотел, поэтому быстро поднявшись в отведённую ему комнату, накинул на себя куртку, перекинул через плечо небольшую спортивную сумку, с разного рода мелочью. Проверив заряд мобильника, пристроил его в задний карман штанов. И спустившись по лестнице, покинул огромный особняк.

>>>>>>>>Центр города » Улицы Старой Праги

Отредактировано Карэк Кучера (06-11-2011 22:16:38)

>>> Замок Астерия

Спал беспробудным сном до полудня; спал на животе, боясь потревожить спину. Как всегда после стресса очень сильный эмоциональный спад, поэтому просто заставил себя подняться с постели; к ужасу Каролины отказался от её стряпни, приказал подать кофе, и закрылся в кабинете Вацлава. Курил сигарету за сигаретой, листая страницы сайтов, просто пока бездумно читая о Мареке Новаке. Художник. Двадцать пять или сколько ему лет. Вот улыбающиеся лицо будущей жертвы; случайная фотография с концерта, когда Марек обернулся к кому-то и задорно ответил, возможно выкрик кого-то из слушателей. Фотография зернистая, но очень передаёт настроение, и хороший, соблазнительно – дерзкий взгляд. Светлые глаза Рудольфа вспыхнули неконтролируемым удовольствием, ах, что за чудесный ракурс, ах, что за чудесный мальчик. А вот упрямый изгиб чувственных губ; снова фотография случайная, это уже выставка, за спиной чья-то кричащая история боли, страсти, жизни. Его так и называли грамотеи – критики или случайные журналисты – страстный, огненный, эмоциональный вихрь.  И это снова вызывало улыбку. Рудольф читал дальше, что-то записывая в блокнот, очень внимательно просмотрел каталоги, в которых упоминались картины художника; просмотрел материалы по всем независимым выставкам, которые организовывались в Праге, вылавливая знакомое имя. Почитал и ругательные статьи. Нашёл в справочнике о клубе «Баккара», а дальше о похищении одного очень знакомого князя, который не далее, как прошлой ночью доставил изрядно проблем спине и гордости.
Мужчина нахмурился, потёр устало глаза, и допил одним глотком остывший кофе. Схема отведённой роли была ему известна до мельчайших деталей: знакомство с жертвой, выбор охотников, корректировка их действий пока они не получают  от него чёткую информацию о месте и времени начала охоты. Жертву ему образно говоря предстояло соблазнить любым способом; главное, чтобы она доверчиво пошла с ним туда, куда он скажет. С учётом непредсказуемого настроения Марека, который очевидно итак издёрган обрушившимися на него событиями, действовать нужно было предельно осторожно. Один неверный вопрос и всё. Рудольф снова полюбовался на красивую фотографию оцеплённого бара;  перестрелки, свидетелей, фотографов и таких вот роскошных кадров нужно было избежать.  И обязательно подумать о разумном прикрытии исчезновения целого и пока ещё живого человека; если и всплывёт труп, то подозрения от связи с событиями в «Баккаре» нужно исключать.  Снова короткая пометка в блокноте. Пробить побольше контактов художника, чтобы при необходимости сбить честных людей с толку. А там явно подпольный бомонд, спившиеся гении, неформальные таланты; сбить их с толку можно и даже интересно, но сейчас главное, чтобы Марек пошёл на контакт.
И охотники. Мужчина работал с несколькими, знал их, как профессионалов высшего уровня, и хотя гнать цивила двум наёмникам может быть и нечего делать, но лучше подстраховаться.
Выбор пал на Фауста и Шакала. Мелькнула мысль, что можно было бы посоветоваться с Вацлавом, но Рудольф знал этих людей по нескольким успешным охотничьим сессиям и не сомневался в их опыте. Следовало бы встретиться с обоими, поговорить; скрыть лицо согласно правилам Клуба не было сложным, но мужчине откровенно нездоровилось, его знобило, и зверски драли ненормальные стальные когти спину, поэтому он ограничился тем, что обоим отправил электронные послания. Полный пакет информации, собранной по жертве на всевозможных сайтах, своего рода выжимка о родственных связях, любимых клубах/ресторанах/притонах; всём, что называл сам Марек в даже самых копеечных интервью. Адреса упомянутых друзей/коллег/ музыкантов. В списке были даже поставщики пива для его бара.  Охотникам нужно было вести жертву, любить её и жить её жизнью, пока они не получат короткое – ату его.  Вопрос нескольких дней; чуть бы поменьше выёбывалась спина и можно было хоть сегодня.
Рудольф убедился, что послания получены адресатами, и впервые за день ощутил, что жутко голоден. А где – то его терпеливо ждёт врач, и пропущенных вызовов на телефоне восемь штук.
Но сперва вот этот, очень важный звонок, невольный мандраж, потому, что понимал, что этим телефонным звонком он начал отсчёт для чьей – то жизни. Он звонил Мареку Новаку, представляясь репортёром Гарри Уолтером. Надёжная и проверенная легенда. В пепельнице и вокруг ворох бычков; третья кружка чёрного кофе; пузырёк с обезболивающим, когда говорил, то сбивался с чешского на английский, который знал в совершенстве; балагурил, глядя на раскрытый сайт кафе «Морг», спиной же плотно вжался в спинку кресла, чтобы внутри всё выло от боли, но голос не должен был дрожать. Это была моральная фора, которую Рудольф мысленно предоставил Мареку: теперь кровь потечёт только за кровь. Это справедливо…

Отредактировано Рудольф Либшер (14-12-2011 00:18:19)