Прага

Объявление

Чашка утреннего кофе, свежая газета, такси и поток людей. Коллеги, вечеринка в пятницу, уик-энд с любимым... День за днём проходит жизнь. Пока однажды росчерком невидимого пера судьба не подписывает иной приговор. Жизнь раскалывается, рвётся яркий глянец суматошной повседневности - и ты видишь тайную изнанку мира. Измученный хрип загнанного зверя, оскал голодного хищника, взгляд человека - отныне твоего хозяина. Или раба?
Охотник или жертва? Победитель или побеждённый? Кем будешь ты в этой игре?



В игре: осень. Прохладная, одетая в яркую листву Прага. Пронзительно-стылые ночи и солнечные безветренные дни. Синее небо нередко кутается в свинцово-серые тучи. Башни старинного города мрачнеют, древний камень умывается холодным дождем. Горожане спешат, подняв воротники пальто, согревая зябнущие руки дыханием. Маленькие бары, кафе и рестораны принимают всех, кто ищет тепла. Старинные замки-музеи дремлют, отдыхая от потока туристов, осаждавших их всё лето. Город впадает в дрёму, не подозревая, что тайный клуб начал новый сезон охоты.



Время, погода: начало ноября, 2011 год. t днём 12°-15°C, дожди и грозы. Ночи холодные.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Прага » Пражские острова » Дом "У золотого моста"


Дом "У золотого моста"

Сообщений 21 страница 40 из 57

1

Особняк на острове Кампа. Трёхэтажное неоренессансное  здание, расписанное в технике страффит (выцарапывание верхнего слоя краски), было построено ещё в конце XIX века. Городская "резиденция" магистра. Здесь он встречается с пражскими друзьями, в числе которых члены клуба, и родственниками.
Интерьер в классическом стиле с элементами современного дизайна. Гостевые, кабинет, спальные, библиотечные комнаты, терраса, подвал, винный погреб. Отдельные залы отведены под коллекции оружия, картин, книг, археологических ценностей, но так как там им явно не хватает места, предметы антиквариата, соперничающие с новейшей техникой и электроникой, можно обнаружить повсюду.
Идеальная чистота, порядок. Солидно, подчёркнуто строго. Уютное, надёжное и уединённое убежище пражского бизнесмена. Уборка помещений, закупка продуктов, приготовление пищи – забота наёмной прислуги. Чёрный весьма придирчив в еде, предпочитает европейскую кухню. Дом охраняется, находится под круглосуточным видеонаблюдением. Имеется отдельная стоянка. Прилегающая парковая территория ухожена и ограждена основательной чугунной решёткой с автоматическими воротами.

0

21

Неслышно скрипнула дверь; половицы под крадущейся походкой; жаровня должна была , предательски полыхнуть дрогнувшем пламенем. В комнате полумрак, прохлада   и равнодушное тиканье ходиков. Рудольф скинул пальто ещё поднимаясь по лестнице; попал под дождь и теперь лицо и волосы были влажными, словно плеснули в глаза ковшом воды. Горловина свитера влажной каймой обхватила шею:
-Вацлав, что ты не спишь? – увидел брата, но в голосе ни капли недоумения, просто вопрос, они так часто разговаривали, скрывая друг от друга, что в душе горечь, на сердце пустота, а рассудок изнывает от смятения; они не часто откровенничали, скорее им были свойственны недомолвки, но оба не испытывали от этого грусти или горечи; они оба были слишком Чёрными, чтобы позволить себе лишнюю откровенность.
Подошёл, обдал горячей влагой тёплого свитера; Рудольф присел на подлокотник и ссутулился, сцепил пальцы в замок и зажал между колен, когда говорил, совсем не думал, что делает что-то неправильное.
Да, виноват, что не говорил про охоту, ведь просто хотел справиться сам; фактически так и было, ведь вывел жертву так, чтобы охотники могли потешить своё самолюбие и красиво сыграть. Охота, вот, что им нужно, и он не стал их лишать этого удовольствия; поверь, Вацлав, жертву можно было привезти в такси прямо в Астерию, но правила, но условности, но суть охоты, ты бы сам поступил так, лишая Клуб традиции?
Помолчал. Помедлил. Покусал губу, выдыхая с сожалением:
- Что-то совсем не так, как осень или отсутствие адреналина. – добавил просто. – Я не спал с ним. Мы просто говорили, много гуляли, я оказывается, люблю Прагу, как любил отец и мама.
Кивнул на порванный рот камина:
-Ты плохо топишь, очень холодно. Хочешь, я приготовлю грог?
Светлый огонь в светло-голубых глазах и, мягкая, почти кошачья ласка к брату; неуловимая, усталая, нежная. Рудольф скучал по нему, а сейчас, застигнув словно врасплох, кажется, смутился и растерялся, хотелось сделать что-то правильное и решительное. Горячее вино, просто объясниться, а потом стянуть этот промокший свитер, принять горячую ванну и завалиться под бок брата, изнывая от распутства, но соглашаясь и на смуту невысказанных соображений, сомнений, неудач.

0

22

По его виду можно было понять, что он пойман в не самый подходящий момент. Не успел изменить выражения лица, когда оборачивался. Оно было растерянным, с какой-то смешной улыбкой.
- Это ты… Здравствуй. По-моему, ещё рано.
Каролина взяла отгул, а охранники никогда не докладывали по внутренней связи о приходе брата хозяина. Рудольф выглядел несколько уставшим. Когда он сел рядом, дохнуло влагой, запахом улицы. Должно быть, это была долгая пешая прогулка по лабиринту пражских кварталов. Вацлав накрыл его запястья тёплой сухой ладонью, погладил, поднял взгляд к глазам. Нет, и правда не спал. Рудольф знал, чем вызвать его молчаливое одобрение. Использовать товар до аукциона было не принято. Негласное правило.
- Она как спящая красавица, которая тысячу лет дожидалась своего прекрасного принца – и не дождалась, - он тепло усмехнулся, поднял свободную руку и приблизил лицо брата к своему. Накрыл губы своими, поцеловал без той беспристрастной нежности, которую дарил случайно случайным. Ласка была жёсткой, требовательной, горячей, резцы прикусывали губы, конец языка, он втягивал его в рот и сосал, вылизывая, отпускал, опять впивался в губы, смешивалось сбитое дыхание и слюна.
Когда он отстранился, голову слегка кружило. В груди стало жарко. Вацлав встал, чтобы принести из другой комнаты поленья.
– Не откажусь, родной мой. Не забудь переодеться, и не говори мне, что я учу тебя. Я не хочу, чтобы ты простыл. А я пока растоплю камин.

0

23

Иногда  Вацлав мог выглядеть так, что совершенно сбивал с толку; смущённая, нерасторопная улыбка, словно ребёнка застукали изучающего что-то слишком взрослое; при этом пронзительный  и всегда цепкий взгляд. Сейчас заарканенный самим собой, и Рудольф сморгнул, явственно почувствовав себя лишним. Но нужно было продержаться рядом несколько минут, а потом неловкость улетучивалась сама собой, и между братьями наступал лад; он мог быть любым, к примеру, молчаливым, или деятельным, и тогда они обменивались новостями, шутливыми замечаниями, неслышным желанием просто отдохнуть рядом с друг-другом; или таким, как сейчас, когда внимательный взгляд глаза в глаза мог рассказать о тревогах, сумятице в душе и осенней прохладе.
Ладонь у Вацлава была прохладной, и Рудольф чуть поёжился, когда пальцы коснулись пылающей после холода улицы скулы. Он выдохнул сквозь зубы, а тонкие крылья носа чуть напружинились от запаха сидящего мужчины. Особенная чистота, ничего лишнего, и едва уловимая пряность в неторопливых движениях, запахе рук и поцелуе, как всегда бесцеремонном, властном, жёстком. Рудольф всегда подавался ему без раздумий, податливо впускал в рот язык, чтобы приласкать своим, с деланной покорностью мягко уступал напору, а наглатавшись слюны, жадно вжимался ртом в требовательные губы Вацлава, отзывался с какой-то отчаянной злой нежностью, позволяя себе быть грубым и настойчивым.
Перехватило дыхание и он торопливо отпрянул, мельком взглянул потемневшим взглядом, слизнул с нижней губы влагу слюны брата, и, не споря, поднялся, чтобы пойти переодеться и приготовить грог. Рудольф не испытывал досады или обиды, что Вацлав мог распоряжаться им, напротив, был благодарен ему за эту воистину братскую вальяжность, с которой тот заявлял свои права на него. Зато это полностью исключало нравоучения, чтение морали, и прочие чудовищные вещи, что терпели люди его круга от старших братьев. Нет, решительно, лучше постель, молчанка и осуждение во взгляде. Либшер переоделся в джинсы, драные на коленях и тёплую рубаху, которую не потрудился застегнуть, босым взбежал по лестнице на кухню, где очень сносно приготовил грог, попробовал обжигающий напиток; зашипел, когда кончик языка едва не опалило жидким свинцом, проигнорировал бокалы и разлил просто по кружкам. Возвращаясь, заметил, что дом был очень гулким, озябшим и напоминал корабль, снасти которого рьяно раскачивались от порывов ветра, и издавали протяжный стон. Так драл ветер за окном деревья, что в огромных окнах отражались стремительные тени раскачивающихся ветвей и слепящих фонарей, что вторгались в полумрак зал и коридоров, создавая иллюзию паники.
Рудольф почти неслышно ступил на ковёр гостиной, увидел брата, занимающегося камином; казалось, что от огня черты его лица заострились, плечи были слишком ссутулены, лопатки острыми, фигура вздёрнутая на дыбу. Особенно сейчас захотелось его уберечь от ненастья, и Рудольф, поставив кружки на стол так, что стекло едва шаркнуло по стеклу, подошёл и бережно обнял брата, вжался лицом в его плечи:
-Скучал по тебе, словно год не видел, мы же поговорим? Хоть о чём, например, что ты такой потерянный, вымотанный, мудрый…
Говорил, чуть улыбаясь, привычно боясь оттолкнуть расспросами не к месту, прикосновениями не в тему, присутствием не по делу.

Отредактировано Рудольф Либшер (22-01-2012 13:43:45)

+1

24

Рудольф поднялся с подлокотника. Проводив его взглядом, Вацлав затушил трубку, сходил за поленьями и собрался было заняться камином, но вынужден был отвлечься.
Телефон зазвонил в неурочное время. Было уже что-то около полуночи, когда монотонная трель вспорола тишину спальной комнаты на втором этаже особняка на острове Кампа. Высветился номер одного из охотников. Вацлав приложил трубку к уху. Послышался приглушённый, но отчётливый голос. Предельно спокойный, несмотря на некоторую неровность дыхания. Граф не ответил на приветствие Шакала, молча выслушал его до конца.
Фауст?
Стрелял в охотника?
Он отозвался не сразу. Секунду-две магистр медлил. Что-то происходило в его голове. Не было ни малейшего повода не доверять Шакалу. Только не ему.
Как и Штенбергу.
Голос прозвучал добродушно, как и всегда, точно речь шла о заказе столика в ресторане или рекламной почтовой рассылке.
- Уходите немедленно. Оставьте жертву.
Обознался Шакал или нет, выяснится очень скоро.
- С Фаустом мы разберёмся позже.
Когда он сбросил звонок, Рудольф всё ещё был на кухне или где-то в комнатах.
Брат вернулся, неся с собой две дымящиеся чашки, Вацлав стоял у камина, глядя, как языки пламени робко лижут угощение.
Руки были горячими. Пальцы крепко сжали, позволив ему немного расслабиться. Эти надёжные объятья – больше, чем все слова. Лучше. Он не оборачивался, чувствуя, как разливается в груди тепло, вытесняя сомнения.
Вацлав накрыл обнявшую ладонь своей.
- Охота сорвалась. Это ещё точно неизвестно, но, кажется, Фауст стрелял в Шакала.
Он кратко рассказал о звонке.

0

25

-Бессмыслица какая, - пробормотал Рудольф, выслушав Вацлава. Хотя сердце дёрнулось к кадыку удушливым комом, а в поддых ударило омерзительное, досадливое и злое раздражение; была и почти мальчишеское негодование, и агрессия матёрого зверя; но мужчина только добавил, - Шакал крепкая зверюшка, боец, звонил сам? Значит, выкрутится, но, если что-то надо, я съезжу, сделаю…
А вот это выговорились с трудом, потому что Либшер, как свои пять пальцев знал правила Клуба, в том числе и негласные, и ему было понятно, что сейчас ему придётся столкнуться с почти незаметной, и даже естественной волной недоверчивой отстранённости. Свою порцию получит и Шакал, но он, всё это время, к счастью для своего охотничьего реноме проваляется в больнице, а после выйдет голодным до охоты, злым и вдвойне осторожным; получится отменный хищник. Что касается Фауста…
- У него не было контактов с жертвой, сговор между ними исключён, наш мальчик был настолько недоверчив и осторожен после случая в своём баре… одним словом, я бы знал, - Рудольф говорил отрывисто, голос звучал бесцветно, то, что внутри вскипала буря, это совсем не повод терять голову, обидчиво орать, и выговариваться; просто информация.
Отошёл от брата, взял свою кружку, сел в кресло по-турецки. Чувствовал, как согреваются успевшие замёрзнуть ноги, как по ладони пробегают колюченькие иголочки от горячего стекла, заставляя упрямее сжимать кружку, споря с самим с собой, сколько сможет удерживать не меняя руку. От разгорающегося камина тоже пахнуло теплом треснувших под нажимом огня поленьев. Языки пламени мягкими скачками поражали древесину, словно оголтелые чудовища облизывали заветную плоть. Жар досады и согревшегося воздуха бросились в лицо; щёки вспыхнули и Рудольф сделал торопливый глоток, обжигаясь грогом:
-С моей стороны всё чисто, мнимый журналист под именем которого я встречался с нашим мальчиком на днях, опубликует о нём статью. На момент охоты у него алиби, и свидетели видели, как он позже садился на самолёт и покидал пределы страны.  Бумажки, счета, квитанции, мелочёвка, если кто-то сунется. Все эти моменты, Вацлав, отработанный сотню раз план, у меня надёжные помощники и с моей стороны к Клубу будет не подступиться. Это не первая моя охота. - дёрнулись губы в кривой усмешке, сам понимал, что оправдывается, но информация была необходима, и он был готов предоставить все необходимые «бумажки», чтобы облегчить задачу Клуба по восстановлению статус – кво.
-И я не нарушал установленных правил, - заставил себя закончить фразу. И снова до озноба хотелось покурить, и растерзать жалобно занывшую спину к чёртовой матери. – Жаль, если Фауст предал, он был хорошим охотником.
Это тоже было сказано отрывисто и без особых эмоций. Стоило позволить себе слабину и последует срыв из-за неудачи; из-за того, что ошибок просто быть не могло; из-за того, что у Марека хорошая память на лица; из-за того, что он был желанной жертвой; и из-за того, что сорвалась именно его охота. Постыдное: «А нельзя ли, Вацлав, мне снова организовать охоту?» сглотнул вместе с глотком грога. Нельзя. Вацлав-брат скажет «отдохни», а Вацлав-Магистр так посмотрит, что стоило позавидовать Шакалу, который хоть кровью отмазался от провала, с этой невесёлой мыслью Рудольф поднял глаза на Чёрного:
- Что же теперь, брат?
В светлых глазах, с чернильно-чёрными, расширенными от тепла  зрачками мелькнула едва заметная улыбка. Всё как всегда, Вацлав, всё, как всегда; я снова где-то в заднице.

0

26

Не могли его обмануть как будто небрежно брошенные слова. Поток фраз, механически чётких, накрывал волны опустошающего злого бессилия. Голубой яд вскипал в устремлённом мимо него взгляде. Костяшки впившихся в стекло пальцев побелели. Эту тягу брата к самоистязанию Чёрный знал также хорошо, как вкус его поцелуев, как звучание его голоса утром спросонья, как обыденные, незаметные постороннему привычки – это и всё другое, что складывалось в деспотичное «люблю».
Неудача воспринималась Вацлавом болезненно, как собственная. Да, жертвы иногда уходили. Это вызывало досаду, но не больше. Сегодня всё было по-другому, и ощутимая разница лет, порождавшая разницу чувств, опыта и восприятия, стёрлась на какое-то время. Также, как и брат, Вацлав растерянно задался тем же вопросом.
В то, что Фауст предал их, Рудольф поверил раньше него. Штенберг был охотником. Жил охотой и ради охоты, никогда не проявляя инициативы на аукционах, несмотря на своё членство в клубе. В жёлтых глазах неподдельный интерес вспыхивал лишь тогда, когда объявлялось имя жертвы. Можно было предположить, что безумное желание рискнуть ослепило его, и он загнал в ловушку себя самого. Сожалел ли он об этом сейчас, в этот самый момент?.. Уж не имело значения. Законы «Седьмого круга», как и законы самой природы, нельзя было изменить. Если кто-то полагал иначе, то такой человек просто исчезал однажды. Так обрубают больную ветку, из-за которой может сгнить всё дерево.
- Он не просто хороший, он лучший. И если это действительно случилось с ним, если это вызов клубу, то он уже не остановится ни перед чем.
Чёрный чуть усмехнулся, добавив про себя: «А если это вызов конкретно мне, тебе придётся сказать мне об этом лично, Фауст».
- За ним будет охотиться Душелов. Что же до Шакала, я бы хотел, чтобы ты выяснил, что с ним. Так, чтобы он об этом не знал, если он жив. Не сейчас. Надо подождать немного. В здравом уме и твёрдой памяти болтать лишнего он не станет.
Было совершенно ясно, что если случится обратное, Турвон Сакал должен будет исчезнуть вслед за Александром Штенбергом, и никому иному, как Синдбаду пришлось бы об этом позаботиться, прибегнуть к помощи своих людей в полиции и наёмников.
Вацлав вышел в соседнюю комнату за телефоном. Ульрих отозвался после второго же гудка и принял новость так, как будто только того и ждал. Видимо, давало о себе знать невысказанное раздражение из-за пропущенного аукциона. Теперь он мог с лихвой возместить ущерб. В погоне за охотником было что-то сродни каннибализму – «Седьмой круг» пожирал самое себя.
Ещё раз вспомнились глаза Штенберга, чуть было не вытянувшееся от удивления лицо, когда его ладонь оказалась прижатой к щеке Курта, и его запах – близко. Второй раз в жизни. С клыков капал прозрачный с медовым привкусом яд. В этом он и родной брат были удивительно похожи…
Вацлав прогнал эти мысли, возвращаясь к Рудольфу, к его побелевшим костяшкам и упрямо стиснутым губам. Он высвободил чашку из занемевших пальцев. Вся ночь была ещё впереди. Тихая ярость брата напоминала корчи раздавленной, но всё же смертельно ядовитой кобры, а боль во взгляда могла поспорить с мучениями святого Себастьяна. И всё это был – он. Порочный и стыдливый, разнузданный и верный.
Хотелось выпить эту боль до дна. Хотелось видеть, как огонёк её метается, бьётся в расширенных зрачках и сгорает в приступе неконтролируемого возбуждения.
Расстёгнутая рубашка мягкими складками сползла с плеч. Вацлав расстегнул поочерёдно манжеты и сбросил её под ноги. Тепло огня жадно лизнуло спину. Он опустился на колени и забыл обо всём, покрывая мягкими поцелуями обнажённые скрещенные лодыжки...

» Центр города » Карлов университет

0

27

» Замок Астерия » Гостевые покои на втором этаже

Охрана и слуги, наконец-то, оставили его в покое. Вацлав вздохнул с облегчением, когда переступил порог своего дома на острове Кампа. Преданные глаза, предупредительная торопливость движений, многозначительная молчаливость – всё это было невыносимо и до дрожи унизительно, но он вёл себя так, словно поведение окружающих не вызывало настойчивого желания сорваться и прогнать всю эту сочувствующую братию. Не позволил себе высказаться прямо и тогда, когда Томас объяснил, что произошло после его отключки в аукционном зале.
Правильно ли поступил бывший сослуживец? Теперь это не имело никакого значения. Охота на людей, торги, жертвоприношения кровожадному рогатому богу – всё это осталось в прошлой жизни. Очнувшись от продолжительного сна и перетерпев все последствия отравления, магистр первым делом оповестил членов клуба о роспуске братства. Большая часть печатей уже была изъята и уничтожена вместе с картотекой. Забота о прочих уликах была перепоручена привилегированным членам, которые успешно справлялись со своей задачей. На пять, десять, а может и сотню лет «Седьмой круг» должен был исчезнуть. Почти неограниченная власть использовалась неразумно, и слишком быстро всё вышло из-под контроля.
Но важнее всего для Чёрного было то, что одновременно с известием о прекращении деятельности клуба, распространилось ещё одно. Предатель мёртв. Как Вацлав и обещал, Фауста больше не существовало. Охотник поплатился за свою отчаянную самонадеянность.
Охранники и слуги, побывавшие в ночь последнего аукциона в гостевых покоях на втором этаже, были убеждены в этом также, как и прочие. Томас обмолвился перед ними, что спасти пленнику жизнь не удалось, помощь была оказана слишком поздно, труп сожгли в кремационной печи в подвалах замка.
Тех, кто знал правду, теперь лишь трое. Чёрный, его врач и сам Штенберг.
Пришлось изрядно потрудиться, чтобы перетащить тело в гараж, загрузить в машину и увести в дом «У золотого моста» под покровом ночи. Томас предупреждал, что переезд не пойдёт Алексу на пользу. Он ещё не оправился от потери крови. Вацлав прекрасно осознавал нежелательность транспортировки, но оставить того в Астерии не мог. Вероятность того, что охотника обнаружат, была слишком велика.
Только в его доме граф мог быть в безопасности. Чёрный заблаговременно отправил в отпуск охрану и горничную. Брат уехал из Праги вместе со своим слугой на следующее утро после аукциона, как только ему сообщили, что магистр в полном порядке, его здоровью ничего не угрожает.
Гость был размещён в спальной. Можно было надеяться, что в таком состоянии он не предпримет попыток к бегству или очередному самоубийству. По крайней мере, не раньше, чем получит объяснения. С того момента, как Вацлав пришёл в себя, разговор до сих пор так и не состоялся. Чёрный намеренно не навещал Алекса, не представляя, что ему сказать. Когда охотника везли на остров, было не до того, а сейчас гость спал, утомлённый передвижениями, и не нужно было его тревожить.
Вацлав принял душ и последовал его примеру. Он вернулся в комнату, приблизился к постели, в темноте различая контуры спящего под одеялом. Опустился рядом поверх покрывала и отключился, едва голова коснулась подушки.

0

28

гостевые покои на втором этаже >>

Каждому суждено один раз родиться и один раз умереть.  Между этими событиями прожить какую-нибудь жизнь. Яркую, скучную, разнообразную, однообразную, злую, добрую, полную любви и милосердия, отравленную одиночеством или ненавистью, короткую или длинную.
Фаусту казалось, что все. Прожил.
Когда Вацлав покачнулся и схватился за кресло, когда начал торопливо говорить невероятные вещи, жизнь из Алекса неспешно и солидно вытекала. И ему хватило сил только на один неубедительный рывок, как раз в тот момент, когда магистр приказывал держать его. Поэтому удара было два. Один по голове, довольно смазанный, от предполагаемого Карла, потому что инстинкты у охотника работали все так же хорошо и он просто метнулся в сторону с кресла, не зная откуда именно прилетит.
Ему удалось бы сделать отличный бросок смертельно раненого зверя и еще что-нибудь красивое, если бы не цепь и ошейник. Он захлебнулся от сдавившей горло внезапной боли, поперхнулся и закашлялся, еще успел почувствовать себя пойманным волком и получил второй злой и уверенный удар электрошоковой дубинкой.
Тогда он не знал, что это было. Когда очнулся в гостевой спальне с капельницей в вене, сразу же припомнил все события начиная с охоты и до того момента, как Вацлав, выпив отравленное вино, покачнулся и начал оседать.
Сколько раз он получал по голове и отправлялся в небытие? Сколько раз возвращался оттуда, словно судьба насмешливо решила поиграть с ним в чет-нечет?
Его снова не оставили в покое.
В последнее время Фауста слишком часто били по голове и таскали как тряпичную куклу. Он только и делал, что лишался сознания от удара, приходил в себя и снова лишался сознания от очередного удара.
Это невыносимо раздражало. До бешенства, бессильной ярости, но ничего поделать он не мог.
Сколько времени прошло с той ночи в Гоуске? Он пытался посчитать и запутался.
Потом появился Вацлав и Фауст  отнес это к бредовому видению.
Воспаленным бредом он счел и то, как он ехал в машине и впереди слабо отсвечивала лысая голова водителя. Рядом кто-то был, но Фауст не смог рассмотреть, в очередной раз отключившись от лошадиной дозы успокоительных и от слабости. Все это время ему давали немного воды и глюкозу.
Абсурдные, бредовые сны внезапно закончились изящным лепным узором на стене.
Он снова где-то очутился. Чувствительность тела вернулась не сразу. Сначала стало понятно, что лежит в мягкой и теплой постели, руки и ноги не болят, тело блаженно расслаблено, затем понял, что рядом кто-то есть. Повернул голову и поднял руку. Провел АО своему лицу. Щетина есть и судя по ней дня три прошло, а ему казалось, что целая вечность.
Рядом в белом халате безмятежным сном спал Вацлав Черный.
Алекс протянул руку и хотел потрогать лицо спящего, но передумал и сел на постели, внезапно поняв, где находится. Он в доме у Золотого моста. В доме Вацлава Черного.
И еще он невыносимо хотел есть.
Алекс спустил с кровати ноги, обнаружил, что спал он только в белье и осмотрелся по сторонам в поисках одежды.
В шкафу нашлись брюки и рубашка. Алекс двигался медленно и не производил шума. С рубашкой и брюками в руке тихо вышел из спальни и аккуратно притворил за собой дверь.
Тишина в доме была абсолютной.
- Как в сонном царстве…
Так же бывало и в его доме, когда он отсылал прислугу, чтобы встретиться с охотниками и провести аукцион в своем доме.
Сев на диван, Алекс надел брюки и набросил рубашку, скрыв рукавами бинты на запястьях.
Ничего еще не закончилось. Он брел по дому, заглядывал в помещения, не встретил ни одного человека. Дом оказался пуст. В ванной увидел свое лицо, заросшее жесткой черной щетиной, на ее фоне выглядевшие еще более впалыми щеки, выступившие скулы и провалившиеся глаза.
Хотелось отлить, умыться и поесть.
Первые два дела запросто, насчет поесть это в кухню.
Продуктов в холодильнике нашлось много, Алекс даже завис, размышляя чего бы съесть. Беда только в том, что все их надо готовить. Ни ветчины, ни колбасы не нашлось, зато нашелся отличный антрекот. Он старался не пускать слюни, когда обваливал мясо в специях, яйце и муке, разогревал масло на сковороде и жарил аппетитное нежное мясо, по пути похрустывая огурцом.
Нашелся сыр, соусы. Зелень и овощи.
Он никуда не торопился, желая сейчас только одного – поесть.

Отредактировано Фауст (18-07-2012 15:33:27)

0

29

Снов не было. Как об этом обычно пишут? «Он провалился в чёрную дыру забвения…» Примерно так и было.
Когда Вацлав открыл глаза, было уже далеко не позднее утро, и даже не полдень.
Место, на котором он и Томас оставили ночью охотника, пустовало. По-осеннему тусклые солнечные лучи осторожно ощупывали вмятину на подушке, складки покрывала и простыни. Вацлав безотчётно протянул руку, погладил ткань. Прохладная. Вздохнул, закрывая веки. Что теперь? Алекс ушёл? Он перевернулся на спину, оглянулся. Дверь заперта. Чёрный прислушался, но ничего не услышал. Тишина. Дом продолжал мирно дремать посреди замёрзшего сада.
Ушёл или нет, он не узнает, пока не встанет. К тому же не мешало бы умыться и заняться кое-какими делами перед отъездом.
Отъезд. Эта мысль оформилась в его сознании ещё вчера. Ему следует уехать как можно дальше на неопределённое время. Может, за океан? Удивительно, но он пока не решил. Он ещё даже не свыкся с ощущением полноты жизни. Второй раз такой номер не пройдёт, можно не сомневаться. Зачем судьба дала ему этот шанс? Вацлав толком не понимал. Пока нет.
Он встал и дошёл до двери в ванную комнату, оттуда спустя четверть часа – в гардеробную.
- Пахнет изумительно.
Чёрный спустился по лестнице со второго этажа и остановился на пороге кухни, опустив руки в карманы брюк. Магистр был умыт, гладко выбрит, причёсан и бодр, как обычно, как будто не он минут двадцать назад лежал в постели в одном халате и спал, как ребёнок.
Алекс не ушёл. Точнее, ушёл не дальше холодильника. Гость примерил на себя его брюки и рубашку. В них граф смотрелся так… по-домашнему. Он тоже привёл себя в порядок. На правах проснувшегося первым Штенберг оккупировал кухонную территорию и развернул на ней боевые действия. Вацлав не отказал себе в удовольствии понаблюдать перед тем, как начать разговор.
- Какие планы?

0

30

Он не сразу обернулся на голос – сковорода злобно зашипела и стрельнула раскаленным маслом на руку. Алекс отдернул ее, от неожиданности тихо зашипел, потерев  место ожога, выдохнул и закончил то, что делал – перевернул мясо, затем повернулся к хозяину дома.
Наверное, ему почудилось там в спальне. Не моет быть безмятежно спящего в халате  Вацлава, когда лицо расслаблено и выглядит моложе и совсем беззащитным.
Только во сне люди бывают беззащитными.
Теперь же снова уверенный взгляд, привычная для глаза упаковка, вольность лишь в том, что пиджака нет. Шустрый Вацлав, ничего не скажешь.
Алекс улыбнулся, глядя на аккуратные домашние туфли на ногах Черного и ощутил  теплый пол кухни своими босыми ногами.
Так и не придумал ничего в ответ.  Планы… Какие у него вообще сейчас могут быть планы?
Голова упорно отказывалась соображать, мозг спал, желудок сводило от голода.
Мясо перекочевало со сковороды на большое блюдо, а затем на стол.
Столовых приборов, тарелок, салфеток, чайных чашек и чая Алекс не нашел, не успев как следует порыться в многочисленных шкафах. На столе блюдо с мясом и блюдо с порезанными овощами, сыром и зеленью.
- Завари чай.
Не садясь за стол двузубой большой вилкой, больше похожей на сельские вилы придержал кусок мяса и отрезал краешек огромным ножом, машинально отправил его в рот, прожевал, подцепил помидор, захрустел огурцом, сыром, чуть виновато хмыкнул и улыбнулся.
- Ноутбук с расписанием на сегодня где-то потерял. Можешь побыть моим личным помощником и составить план на оставшуюся… жизнь? А пока попытаюсь  импровизировать.
Алекс  пристроил свои «столовые приборы» на краешек блюда, отодвинул стул, встав за спинкой, и жестом пригласил Черного за стол.
- Прошу Вас, пан Черный.
В глубине глаз, в тонких морщинах в углах глаз и рта сохранилась улыбка, взгляд светло-коричневых глаз стал спокойным и теплым, но как всегда  совсем чуть-чуть отстраненным. В маленькой кухне уместился целый мир прошлого, которое навсегда ушло, будущего, которое могло быть самым неожиданным и настоящее. Оно было под подушечками пальцев, касавшихся гладкой спинки кухонного стула и в маленькой крошке, попавшей под босую ногу и  едва заметно начавшей раздражать. Кажется, он целиком и полностью вернулся к жизни.

Отредактировано Фауст (18-04-2012 18:07:59)

0

31

«Господи, что я делаю? Стою и спрашиваю его о каких-то планах, он же только что пришёл в себя. Я кажется, совсем свихнулся от счастья».
Всё, что сейчас происходит, невероятно. Как такое вообще возможно? Алекс на его кухне, в его рубашке и брюках, режет жареное мясо и просит заварить чай. Алекс. Его Алекс. Теперь всё будет по-другому. Вацлав улыбнулся.
Конечно, он понимал – им придётся уехать как можно скорей, забыть клуб, друзей. И не только это. Многое им придётся оставить позади. А ещё семья, дети… и об этом придётся подумать.
Но – не сейчас.
Сейчас – смуглые ладони, лежащие на спинке стула. Сейчас – песочно-жёлтые глаза, искринки смеха в зрачках, собирающиеся в углах пучки морщин. Это его любимый мужчина, тот, кому он так долго боялся признаться в своих чувствах, улыбался ему. Только угроза смерти смогла заставить Чёрного сбросить маску. Хоть на минуту. И он не знал, кого благодарить за это. Самого Алекса, выбравшего для покупателей яд? Или Томаса, нарушившего приказ и спасшего тем самым ему жизнь? Им всем.
Нельзя позволить маске прирасти к нему обратно.
Вацлав шагнул в кухню. Минуту назад он намеревался принять приглашение и сесть на стул, но вышло иначе, когда рука скользнула мимо локтя охотника, легла на бедро и сдвинулась выше пояса, обхватывая торс. Он крепко обнял Фауста, привлекая к себе. Пальцы судорожно сжали рубашку на спине, выпустили ткань, повели от поясницы до лопаток и смяли снова, собирая складками. Вацлав склонился, прильнул лицом к плечу, безотчётно гладясь, глубоко вдыхая запах. Его тепло, биение его сердца рядом. Он растворился в ощущении близости, окончательно и бесповоротно осознавая, что Алекс никуда не ушёл и они вместе. Лицом к лицу. Так близко. Невозможно. Дыхание щекочет губы.
Вацлав улыбнулся, счастливо и бездумно. Подушечки пальцев обвели край высокой скулы, он закрыл глаза и накрыл губы своими, не дав Алексу опомниться. Такие желанные, такие мягкие губы, чуть солоноватые от масла и невозможно горячие. Заставившие его забыть, как дышать, когда он приоткрыл их своим языком и повёл концом по сомкнутым резцам. Этот поцелуй не был похож на тот торопливый болезненный укус отчаяния, который соединил их в гостиной Гоуска, превратившейся в дымящиеся головёшки. Пусть хозяину крепости это было больно - потерять своё убежище – но вместе с ним они расстались и со своей так тщательно оберегаемой слепотой. Поцелуев ещё будет много… очень много. Они будут разными, но все они будут другими.
Вацлав медленно, как во сне, отстранился. Его рубашка на спине прильнула от испарины, он даже не заметил. В костюме было жарко и тесно, под кожей бродил огонь. Подушечки пальцев вновь нежно и осторожно погладили край брови, щеку, подбородок. Он тихо выдохнул, соприкоснувшись губами:
- Я думал, больше никогда, никогда не смогу поцеловать тебя. Я так долго ждал этой минуты. Так долго шёл к тебе.
Ничего больше не существовало, кроме Алекса.
- Я хочу тебя, Александр Штенберг. Хочу тебя. Больше не отпущу… - лукаво усмехнулся, едва отодвинулся, явно без охоты, - …разве что поесть.

0

32

Руки обхватили, сжали крепко. Он ответил тем же. Обнимал крепкое сухощавое тело, чувствовал сквозь рубашку сухой жар, вдыхал запах Вацлава.
«Теперь у меня осталось только это. Я был пьян все это время. Делал глупости, бежал, ломал, охотился, повергал в прах свою жизнь и жизни других. Что я делал все это время? Шел к тебе. Нет. Я тонул и сопротивлялся бесконечной бездне, утягивающей в никуда. Едва не затянуло. Едва не утонул. Почти. Так мутно было, так тяжко. Ты свет, воздух и сама жизнь. Моя жизнь. Теперь уже так. Все кончено? Нет, не для меня. Не для тебя. Для нас с тобой все только начинается. Можно дышать, слепнуть от солнца, промокнуть от дождя и греться у огня. Так просто. Так хорошо».
Он обнимал крепче и слышал стук сердца, чувствовал ребрами сердце Вацлава, чувствовал напряжение мышц, сдерживаемый порыв. Не сдерживаемый. Вацлав обнимал еще крепче. И еще. Теплые губы сквозь ткань рубашки на плече. Сухая  выбритая щека. Потерся о нее своей, оцарапал щетиной,  поймал  отклонившееся лицо ладонями, немного отступив сам и привлек, обняв затылок, столкнувшись губами, сжал пальцы, зажмурился так, словно впервые целовал, брови подломились, сошлись в одну линию,  молотом застучало в груди, обожгло тело нетерпеливое  что-то. Все... Все… Никуда не исчезнет. Все уже. Все.  Он здесь. Руки крепко держат. Его тело. Во оно. Это не сон. Не мечта, не мглистая глубокая бездна. Не одиночество. Уже нет. не одиночество. Он сумел сбежать от того, что преследовало его всю жизнь. Нашел того, кого хотел. Отбил у целого мира. Вырвал, заплатив многими жизнями, кровью, горем. Заплатил высокую цену, самую высокую. Но он того стоит.
Глаза синие, счастливые, губы улыбаются, нежности торопливо срываются, словно он боялся, что разучился говорить их, но сказал.
Алекс улыбался, прикрыл глаза и кивал, соглашаясь со всем. И снова целовал. Не мог оторваться. Целовал еще и еще. Губы мягкие. Желанные, горячие. Господи он хотел этого.
И в ответ вырвалось совсем неожиданно умоляющее:
- Давай поедим, - брови страдальчески приподнялись, вздохнул, покачав головой, и снова взмолился.
- Я совсем счастливый. Потерял все, но тебя не отпущу. Ничего не соображаю. Не хочу соображать. Просто счастье. Счастье ты мое.
Притянул голову, шептал, целуя  виски, веки, переносицу, скулы, осыпал поцелуями все лицо, прижался лбом ко лбу, склонив голову, тихо фыркнул счастливым бездумным смехом.
- Мне понадобятся силы. Тебе тоже. Вацлав мой, Вацлав. До изнеможения хочу любить тебя…

0

33

Он прикрыл глаза, тихо рассмеялся, прислонившись лбом ко лбу. Отодвигаться не хотелось. Так, оказывается, просто быть счастливым.
- Да, конечно… - с трудом очнулся. – Давай поедим.
Вацлав заставил себя отойти от Алекса, чтобы заварить крепкий чай. Когда он вернулся с двумя дымящимися чашками к столу, вид уничтожающего мясо охотника, удвоил и без того немалый аппетит. Чёрный не замедлил присоединиться то ли к позднему завтраку, то ли к раннему обеду. Антрекот исчез с тарелок за считанные минуты.
Вацлав отложил салфетку и удовлетворённо откинулся на спинку стула.
- Думаю, нам лучше отдохнуть сегодня. Завтра ночью улетим, если погода не подведёт. Я пока… не представляю, куда.
Он улыбнулся. Было совершенно неважно «куда», главное – вдвоём.
- До этого времени улажу кое-какие дела. Клуб распущен. Город похож на растревоженный улей, нам нужно залечь на дно.
«Седьмой круг» и всё, что было с ним связано, теперь ни к чему на самом деле, и Мяснику нужен был Фауст, чтобы понять это. Последний аукцион расставил все точки над «i».
Вацлав заставил себя отвлечься от воспоминаний о том, как хлопнула дверь. Боли не было. Только спокойствие и уверенность – с братом всё будет в порядке. Возможно, Вацлав осознает произошедшее позже.
– Кроме меня и Томаса никто не знает о том, что ты жив, даже охрана. У меня есть некоторые твои вещи и документы. Удалось достать их до того, как к тебе домой заявилась полиция в надежде обнаружить тебя там.
Даст ли он знать о себе родным? Этот вопрос Чёрный так и не задал, боясь услышать ответ.

0

34

Алекс быстро «нахватался». Сейчас не было нужды соблюдать этикет. Алекс ломал хлеб чуть подрагивающими пальцами, торопливо резал мясо и  нанизывая вместе с овощами отправлял в рот. Желудок съежился до детских размеров за все дни беспокойных приключений.
В крепко заваренный чай Алекс щедро добавил сахара и выпил едва ли не залпом, когда напиток чуть приостыл.
Он слушал Вацлава не перебивая, иногда вскидывал взгляд на лицо,  смотрел на руки, на пальцы, на губы,  шею в вороте рубашки, на плечи. Просто смотрел, немного отвлекался из-за этого.  Трудно было собраться с мыслями, быть серьезным, принимать взвешенные решения, но хотелось определиться и не возвращаться к этому вопросу.
Сытый желудок напомнил  организму о давних привычках. Лениво захотелось курить.
Алекс вытер пальцы и губы салфеткой, скомкал и отложил ее, поставил локти на стол и положил подбородок на сомкнутые вместе ладони. Прикрыл глаза.
Сейчас лучше всего  смог почувствовать, насколько он расслаблен и спокоен и насколько сильным и опасным было державшее его напряжение. Сколько же он так жил? Год? Два? Месяц? Вечность?
Кто кого разрушил? Он сам разрушил клуб или клуб разрушил его самого? С тех пор, как на светском проходном формальном мероприятии познакомился с графом Черным…
Любезные улыбки, любезные слова. Как давно все это было и как недавно.
Кажется, тогда кто-то натянул внутри него струну. Неслышно что-то зазвенело, что-то  должно было  разлететься на тысячу маленьких осколков.
Разлетелось и стало спокойно. Спокойно и хорошо. Теперь хорошо. Все потери стоили того, что сейчас он расслаблен, счастлив и немного волнуется  по причинам, которые сам себе вряд ли смог бы объяснить.
- Мои документы лишний раз могут повредить мне.  Думаю, резонно избавиться от них и выехать из Праги по фальшивым. Не поездом и не самолетом. Поедем на машине до Дрездена?
Алекс открыл глаза, взглянул на Вацлава и взял его руку в свои ладони, поднес к губам, погладил костяшки пальцев, ребро ладони, задумчиво провел губами по тыльной стороне.
- В Дрездене у тебя хорошие связи, у меня совершенно никаких. Если кому-то придет в голову искать меня, то Дрезден не окажется в десятке рейтинга. Сможешь мне сделать другие документы и возьмем билет на самолет.   Безопаснее будет лететь раздельно, в разные дни и разными рейсами. Я не знаю куда. Куда угодно!
Алекс не удержал смеха.
- Везде и всюду нас выдаст акцент. Меня непременно выдаст где угодно, кроме Дании.
У графа Черного были необыкновенно теплые ладони. С Дании мысли сами собой переключились на то, что пальцы едва уловимо пахнут табаком и чайной заваркой, а большим пальцем  он только что провел по внутренней стороне ладони, и  на графской руке нашлась небольшая мозоль. Такие  бывают от тренировок с оружием или совсем мирных в спортзале.

0

35

Послеполуденное солнце заглянуло в окно сквозь частый узор веток с поблекшими листьями. Подслеповатые лучи соскользнули по подоконнику и упали на стол, останки пиршества, сплетённые пальцы и задумчивый, хищный профиль Алекса. Властная небрежность его движений вызывала внутри дрожь, которую с трудом удавалось подавлять. Не хватало только потерять голову.
Граф улыбнулся, вспомнив, как совсем недавно они почти также сидели в баре художника, только это рука охотника была в руке магистра, и первый выражал крайнее негодование своим ядовито-спокойным тоном. «Любовь моя» - звучало как издевательство. Смог бы Алекс повторить теперь те слова?
Неужели он, Вацлав, волнуется? Но к чему бы?
Охотник ничего не сказал о семье и родных, и Вацлав решил не касаться пока этой темы. Просто ждать.
Алекс отвлекал его от разговора тем, что его губы были слишком близко от пальцев, и слишком мягко они касались кожи, точно изучали её на вкус. От рассеянной ласки ладони стали ещё жаре.
Эта осторожность особенно трогала его, Чёрный скорее сердцем, чем разумом догадывался, сколько скрывается за ней. Он переборол желание молча наблюдать за тем, кто сидел напротив, и слушать его приглушённый смех.
- Есть другой вариант. Я всё ещё капитан военно-воздушных сил и, кажется, не такой уж плохой лётчик. Если предложение не покажется тебе слишком самонадеянным, мы можем вылететь на моём Хоукере. Ангар недалеко, в пригороде. Добраться до него можно за час.
Рука повернулась, большой палец задел линию чувственных большеватых губ, от угла погладил к подбородку. Ладонь исчезла. Вацлав поднялся, чтобы собрать посуду. Он принялся переносить её со стола в раковину, продолжая говорить.
- С документами и разрешением проблем не будет, если отпустишь меня часа на два-три. Я позабочусь о том, чтобы никто не узнал, что ты на борту. Я, ты и Томас – больше никого не будет. Думаю, надёжный человек сейчас не помешает. Здесь Томаса ничего не держит. Он будет вторым пилотом. Поможет мне.
Жёсткая струя воды брызнула из крана. Хозяин дома машинально закатал рукава, повернувшись спиной к столу и Алексу за ним.
- К тому же он знает о тебе, поэтому будет лучше пока не выпускать его из виду.

0

36

Это было всего минуту назад. Они уверенно рисовали друг другу перспективы, комментировали дальнейшие действия, строили планы.
Алекс слушал и не перебивал. Интонации голоса Вацлава лучше всего свидетельствовали, насколько он уверен в своей правоте.
Алекс остался сидеть и глядел на спину Черного. Магистр выглядел совсем по-домашнему с закатанными рукавами. Он мыл посуду, вода журчала, тарелки и вилки тихо позвякивали.  Не найдется иной более умиротворяющей картины. В кухне тепло, яркий осенний день за окном, воздух наполнен ароматом жареного мяса, свежезаваренного чая, босые ступни скрещены. Спине, откинувшейся на мягкую спинку стула удобно, он сыт и расслаблен.
Отчего же тоска подкатила непрошенной волной?
Мысль или ощущение, что-то такое, что он пока еще не понял.
Нет. Он понял, но упорно отгонял это, цепляясь за уютный мирный сиюминутный быт с человеком к которому так долго и трудно шел.
Алекс прикрыл глаза, оставив себе только звуки и запахи, превратился в зверя. В того, кого сколько ни корми, смотрит в лес. С этим не поспоришь.
"Томас... Зачем нам Томас? Нет..."
Он вздохнул, открыл глаза улыбнулся и сказал совсем не то, что намеревался.
- Часа на два-три? Конечно, отпущу.

Отредактировано Фауст (01-05-2012 16:19:08)

0

37

0

38

Отредактировано Фауст (06-05-2012 17:25:20)

0

39

0

40

0


Вы здесь » Прага » Пражские острова » Дом "У золотого моста"