Черный появился в Бероне вчера, и  неожиданно. Позвонил буквально за час, предупреждая о приезде, а спустя пятьдесят минут уже сидел в гостиной, малословно кладя на стол синюю книжечку с пометками "отл" и закорючками подписей преподавателей. На этот раз выбор Магистра несколько озадачил Горака - парень, как парень. Пройдешь в толпе- взгляда не остановишь. Не красавец, не урод, такие тысячами  бегает по Праге. Будет ли спрос на такого жертвенного барашка? Трудно сказать. Но расспрашивать Вацлава, отчего, да почему Горак не стал. В конце концов, не купят пацана, так "последнюю ласку Минотавра" никто не отменял. Само по себе зрелище ...будоражащее. Во всяком случае, на извращенный вкус Авиценны.
Провожал  друга Ибн Сина с двумя мыслями - первая, ехидная, так и вертелась шершнем на языке - что, даже кефиру не попьешь? Но ехидство тонуло в другой, куда как более жизненной - как же вовремя удалось провернуть дело с Бероной.
И уже после отъезда Магистра, набрал номер телефона охотника. К удивлению, на этот раз аппарат оказался не отключен, как оно часто бывало в последнее время.
В последнее время...
В ту ночь, за адреналиновым угаром октябрьского аукциона он напрочь забыл о маленьком инциденте в спальне. И лишь на обратном пути  в Берону, с выигранной жертвой в багажнике джипа, набрал номер телефона охотника. Выслушал равнодушно-слащавое " номер вне зоны действия сети", нажал кнопку отбоя. Как же тянуло тронуть Милоша за плечо, коротко кинуть " в клинику", и свернуть с прямой скоростной трассы. Зачем? Поговорить? Вряд ли. Может быть, поднять среди ночи с постели, выпить стопку разбавленного водой теплого медицинского спирта после изысканного коньяка Астерии. Закусить бочковым соленым огурцом, завалявшимся в холодильнике безалаберного Псаря. Боднуть упрямым лбом упрямый лоб, беззвучно пожелать доброй ночи, и уехать в Берону. А может... Может быть, может. Уже не важно. Важно то, что что-то остановило. Не свернул, не заехал, не выпил.
С того дня и не видел. Попытался еще раз позвонить, найдя на постели пакетик заказанной наркоты, но номер был снова вне зоны действия сети. Потом замотался. Передал чек через Милоша. Через него же и заказ подремонтировать свинарник. Снова попытался дозвониться. Не смог.

Сейчас он стоял на кухне, выглядывая на полке с припасами пани Марты банку домашних огурцов, закатанных пестрой крышечкой с нарисованными пупырчатыми корнишонами. Поставив сковородку шкварчащей картошки на стол, пожилая женщина вышла, интуитивно почувствовав, что разговор будет не для ее ушей. Как уж удавалось  пани Марте, работая в Бероне, оставаться в счастливом неведении того, что происходит в крепости, было известно только самой пани Марте.
-У меня тоже первая мысль, когда заглянул в зачетку, была - надо же, какое совпадение. Уверен, что нигде не " наследил", одарив какую-нибудь красотку наследником?
Чуть насмешливо спросил мужчина, отыскав наконец огурчики, открывая банку  и  садясь за стол, откуда вкусно пахло жарюхой. Подцепив подрумяненные на свином сале кружки картошки с приклеившейся  цельной шляпкой гриба, отправил их в рот.
-Ты ешь, ешь. Это не с шампиньонами синтетическими. Настоящие, лесные. 
И чуть замедлил движения челюстей, услышав вопрос об оплате. Проглотил, вытер пальцами от жира уголки губ, внимательно глянул на охотника
-Я когда-нибудь обманывал тебя с оплатой?

-То-то же. Деньги, есть деньги. А на счет волчат.. не зарекайся. Вон, я и брат. Отец один, а земля и небо.
На мгновение мужчина задумался о чем-то своем. То ли о превратностях судьбы, то ли о  причудах генетики и особенностях воспитания. Кто ж знает, откуда что берется?  Лишь усмехнулся точности сравнения Псаря, живо представив себе шатена, ретиво ползущего по дереву за орущим кошаком, зацепившемся яйцами за ветку. Пионер. Забавно будет посмотреть его на аукционе.
Собрав хлебом шкварки со дна сковороды, Либор, крякнув,  подвинулся на лавке, давая место охотнику сыто  развалиться вволю, и отправил пропившуюся маслом корочку в рот. 
-Шише ты копышами. Дрофа не рашвали.
Работая челюстями проворчал под нос, на ощущениях  интуитивно возвращаясь на десять лет назад, когда вот так же бурчал на Пастыря, умудрявшегося разворотить сомнительный уют их нищенской мансарды в Австрии за несколько минут. Столько воды утекло с тех пор, что прошлое начинало казаться сном. Лишь шрамы на теле Пастыря, как  зарубки на дереве не давали кануть в небытие сумасшедшей  весне  в Раттенберге. Перекинув больную ногу через развалившуюся на скамье тушку,  мужчина сел удобнее, положил ладонь  на рельефную грудь, затянутую черным трикотажем майки, провел вдоль тянущегося от плеча по ребрам грубо зарубцевавшегося следа от ножа. Когда-то сам зашивал его, оря трехэтажным матом на Псаря, как сапожник, бесясь от того, как не слушаются покалеченные пальцы, как криво  вонзается хирургическая игла в кровоточащую плоть и рвет кожу.
-Жениться тебе надо, Лукаш.
Проговорил  тоскливо, сжимая пальцы на выступающей мышце на боку. Тронул пальцами губы, зажавшие сигарету, и словно вновь ощутил их на своих губах. Сглотнул явственно всплывший вкус табака и чего-то живого, близкого. Склонился ниже, едва не наткнулся губами на горящую сигарету. И тут же тряхнул головой, гортанно, как-то неестественно хохотнул, убрал руку, потер глаза ладонью.
-Не смеши меня... пани Марта.. Она ж тебе в матери годится, чревоугодник ты ненасытный. Всех волчат потенциальных на чугунок с борщом готов променять. Подарок.. да, подарок... Черт, совсем забыл. У меня же подарок для тебя есть. Подожди минутку, забыл на верху.

Прошло три минуты, пять. Либора все не было. А через десять коридор зацокал галопирующим звуком подкованных металлом здоровенных каблуков. Дверь скрипнула и в образовавшуюся щель всунулась рыщущая взглядом физиономия пани Ядвиги. Пронзительно синие глаза выхватили из полутеней силуэт лежащего на скамье мужчины и зрачки сузились, как у кошки, углядевшей в норе  с одним выходом, мышь. Взбив попышнее космы и распушив оборочки на кофте, "пани" томно вплыла под арочный, каменный свод. Неторопливо, игриво, давая себя рассмотреть и заценить все "красоты неземные" трансвестит "невесомо" присел на край стола, закинул ногу на ногу. Крепкий дубовый стол истошно крякнул под весом и едва не раскорячился всеми четырьмя ножками. Между тем взгляд "женщины", с деловитостью хорошей хозяйки, выбирающей индейку к рождеству, досконально ощупал все выпуклости в районе карманов Пастыря, задержался на одном.  Глаза хищно и радостно  блеснули в предвкушении, губы раздвинулись в кокетливой, благосклонной улыбке.
-Привет,Пастырь - заинька. Ну же, давай. Давай их!

На одном из поворотов коридора в кабинет, Горак едва не налетел  на каменную стену, имя которой было – пани Ядвига. Благо, горничная успела отскочить, а потом долго провожала его взглядом, который чувствовался  между лопаток. А он никак не мог стряхнуть с ладони ощущение затвердевших камнем мышц, ускользающих от его прикосновения. Сначала он думал, что показалось, когда не мог дозвониться, достучаться до Пастыря, когда дотронувшись  до него на кухне, почувствовал отторжение .  Но,  нет, не показалось. Осознание  тяжестью отзывалось где-то в грудине. Больно. Горько.
Зайдя в кабинет, мужчина прикрыл дверь, потер грудь с левой стороны, расстегнул пару пуговиц на рубашке, дернул ворот, приоткрыл окно, впуская в кабинет ледяной ноябрьский  ветер. Прикрыв глаза, постоял у окна, облокотившись руками о подоконник и размеренно вдыхая, выдыхая воздух, словно боялся, что легкие спадутся и откажутся дышать. Единственная  в жизни привязанность, вошедшая в кровь, в костный мозг, единственный близкий человек,  отгораживался от него все сильнее и сильнее. Он чувствовал это кожей, печенкой, нутром, все видел и все понимал,  и нихуя не мог с этим поделать. Сильный и цельный, в общем-то, мужик, не мажущий сопли по жилетам, раз за разом танком пробивающий стены на пути к своим целям,  был бессилен что либо изменить, и отчетливо сейчас осознавал это.
«Господи, за что ж ты проклял так меня?»
Он сжал зубы, чтобы   по-звериному не завыть в голос  в  предчувствии пустоты,  с которой ему придется как-то жить.

-Вот если васильки глаз Ядвиги и могли стать двумя блюдцами от бабушкиного старого чайного сервиза, то именно сейчас они ими и стали. "Трансуха", "чертова кукла", "шалава", "баба", "сокровище мое"- эти прозвища звучали часто и привычно. Первое от Пастыря, вторым, в дурном настроении кидался Либор, третье в сердцах могла проворчать пани Марта - Милош был ее любимчиком,  четвертое  кидали вслед "праведные метросексуалы", тут же ебущиеся друг с другом, но "гламурненько  по-мужски", последнее, конечно же, принадлежало Милошу. А тут, на тебе - "моя милая пани", да еще из уст Псаря.
Спецназовец задумчиво поскреб белесую, выщипанную бровь длинными, идеально отполированными крашенными когтями. Вкрадчиво и доверительно  перегнувшись через стол, сделал предположение.
-Лукаш, ты чо, мухоморов нажралс...ы-ы-ы...
Рычажок скрипнул в голове " милой пани", и она заткнулась на полуслове, по-женски интуитивно объединив Пастыря и встретившегося в коридоре шефа с каким-то непривычным лицом.
Что-то между ними явно произошло. Но вот что? Хотя... чего там непонятного? Достаточно было одной,  стоящей много лет на столе в кабинете шефа фотографии. Она говорила больше,  красноречивей и пронзительней  сотни слов, произнесенных всуе. Менялась обстановка, документы, книги, картины. Фотография оставалась всегда на одном и том же месте. Стоило лишь поднять уставшие глаза от бумаг, чтобы встретиться взглядом с улыбающимся мужчиной, держащим на поводу собак.
Кем, кем, а дурой Ядвига не была никогда, чтобы полезть сейчас в чужие дела. Давший было трещину образ натуральной блондинки с щелчком встал на место, быстро и естественно вернув мысли в нужное русло.
-Нет. Вы только поглядите на него! Он, видите ли,  не помнит! Как мой самогон стаканами жрать, он помнит! Как чулок мой по пьяни  на бошку натягивать с воплями - я Фантомас, так он первый.  А как новые   купить, так память напрочь отшибло?  В чем я на аукцион пойду? Все пани, как пани, а я что? С голыми ляжками или в драных колготках? Ты обещал! С подвязками!
"Дамочка" угрожающе зашипела, по -кошачьи ловко спрыгнула со стола,  выставила вперед крашенные алым  когти и с визгом " киииияяяя" ринулась в атаку на  проходимца, обманувшего доверие " честной девушки".
-Кхммм...
Где-то в дверях кашлянул  в кулак еще один " гость", упомянутый Пастырем.

И снова два блюдца развернулись на лице трансвестита, а он сам затормозил, высекая искры металлическими подковами каблуков "туфелек Золушки" из каменного пола. Слишком поздно услышал такое знакомое "кхммм" за спиной, а засранец Пастырь.... Как-то не увязывались в голове Ядвиги " просто я люблю по.." и  чулочки. "Люблю", " потрахаться" - это Милош. А чулочки... Да не один хер разница, с кого их стрясти? Уж к чему, к чему, а к мелочевочным  подарочкам "пани" привыкла давно, втихушку от "благоверного" вымогая их всеми правдами и неправдами из гостей и знакомых  Горака. Люди состоятельные, обеспеченные... Она улыбнется лишний раз, где что-нибудь приятное скажет, где кофе погорячее подаст, где по самолюбию ласковым кошачьим языком пройдется. Глядишь, и новая шляпка, поясок, чулочки в кармане. Милоша это злило невероятно, но... сам виноват. Зарабатывал бы побольше...Во всяком случае именно так обычно и рассуждала трансуха, выходя на "охоту" за новой "женской радостью". Но знать-то об этом благоверному зачем?
Несколько мгновений блондин стоял, хлопая глазами на такую подставу и переводя взгляд с Пастыря на Милоша, и обратно, и судорожно соображая, что делать, чтобы не огрести очередной скандал, а еще того хуже, чтобы не потерять любовника.
"У, кобелина, приди еще ко мне за самогоном"
И... синие плошки наполнились праведными слезами. Нос дернулся, влажно захлюпал, крашенные губы надулись, задрожали, и слезы, вместе с тушью,  градом покатились по чисто выбритым щекам. 
-Ёб твою мать...
Резюмировал шофер, обращаясь то ли к любовнику, то ли к торчащей из окна заднице Пастыря.
-Потом поговорим.
Второе, сквозь ревниво сжатые челюсти,  уже явно было адресовано  Псарю.
-Пошли.
Шепча сожителю что-то из серии " не виноватая я, он сам пришел" Ядвига  приложила кружевной платочек  к глазам, еще раз шмыгнула носом, стрельнула ехидным взглядом в "беглеца"  и чинно зацокала каблуками вслед за Милошем.

В кухонном крыле Бероны было тихо, если не считать характерных звуков, доносившихся из комнаты  парочки. Взяв обещанный упакованный подарок, Горак заглянул к начальнику охраны. Мельком пробежался взглядом по распечатке скудной информации о
жертве. Мало, конечно, но за столь краткий срок набрать что-то более интересное и полезное было сложно. Прихватив конверт, мужчина вернулся  в кухня, и .. так и застыл на пороге, смотря на болтающиеся в окне ноги в армейских ботинках
-Лукаш, а через дверь было не проще?

-Да в гандонах  твоих давно пора дыр понаделать, чтобы хоть один волчонок на свет появился. Так ведь ты заразу какую-нибудь хватанешь. 
Либор привычно отбрехался от говорливости Пастыря, и одновременно закрылся щитом пустых слов от свербящего жжения в груди. Подойдя к столу, положил конверт со сведениями на Петра Смоляка
-Тут немного о твоем ягненочке. Извини, что мало. Ребята что смогли, то понадергали по базам. На большее времени не было. Самому тебе придется, на месте разбираться. Ну так не  в первый раз.
Сев на скамью и потеснив филей охотника, Либор положил обтянутый тисненой кожей футляр на стол, льняной салфеткой стер тонкий слой пыль с крышку и  щелкнул витыми замками. Откинул крышку, под которой в гнездах, обтянутых все той же кожей, лежали два парных коллекционных кольта сорок пятого калибра 1911 года выпуска. Он присмотрел их в небольшой антикварной лавке Жиндрича Хольна, куда захаживал время от времени, приглядывая старые картины, монеты, старинные предметы интерьера. В тот раз он уже собрался уходить, когда в лавку зашел очень пожилой, бедно одетый  мужчина. Почти старик. Такие редко приносят что -нибудь интересное. Как правило, пытаются заработать на хламе, найденном на чердаках простоявших больше сотни лет домов. Кофеварки, чугунные утюги, замки, подстаканники, вилки и прочая мелочевка, забытая умершими хозяевами. Однако, старик удивил, выложив на витрину футляр, который сам по себе уже имел определенную ценность. А когда открыл его.... Горак заплатил не торгуясь, боясь упустить действительно редкую вещь. И тогда уже знал, для кого она.
-Выбирай "презерватив". Один из них твой...