Малая гостиная____ город____

Как Горак и планировал, весь день охоты прошел в делах, требующих его присутствия в людных местах - лавка мясника, банк, энергетическая компания, снова банк,  обед в ресторане, встреча с менеджером строительной фирмы, ну  и так кое-что по мелочам. Набегался, наездился настолько, что вернувшись домой под вечер и едва успев поужинать, проспал несколько часов, как убитый. За окнами уже было темно, когда мужчина проснулся, повалялся минут пятнадцать  в постели, и зевая, отправился в душ. Пока было одеваться, собираться на аукцион. Он уже достал  приготовленный пани Ядвигой костюм, когда вспомнил о третьем условии Магистра.
"Ох, Вацлав, Вацлав, креста на тебе нету"
Беззвучно усмехнулся неожиданной фантазии друга и нажал кнопку коммуникатора.
-Пани Ядвига... кхм... будте любезны, принесите мне ваши чулки. 
Выслушал изумленное "Чо?" в трубке, повторил просьбу, присовокупив к ней приказ -захватить белые подвязки. Прочитал в затянувшейся паузе настороженное: "Либор, ты что, головой с лестницы наебнулся?" Через слово уловил краткий пересказ требования, приглушенный  ручкой "пани", зажавшей  микрофон коммуникатора.  "Насладился" сдавленным хрюканьем Милоша, переходящим в громогласный ржач, и отпустил кнопку.
Через несколько минут в коридоре зацокала кавалерийская рысца горничной. Вскоре появилась и она сама, несущая громоздкие накаченные  телеса вместе с упаковкой чулок и стадом чертей под накладными ресницами.
-Ваши.. ыыы.. то есть мои чулки, пан.
На мгновение высунули носы-пяточки черти и скрылись в смеющихся глазах трансвестита. Последний постоял, потоптался в затянувшейся паузе, в надежде узнать, зачем управляющему понадобились чулки, но наткнувшись на взгляд -стену, быстро откланялся и удалился. 
Дождавшись, пока дверь за любопытной "пани" закроется, мужчина вскрыл упаковку, доставая два белесых, почти непрозрачных "гондона", размером на девочку-пигалицу. Удивился бы, если бы двадцатилетней давности опыт семейной жизни не напомнил бы, что -нее... нифига, нормально, так и должно быть. И если эти два "гондона" взять за мысок и резинку, и  потянуть... Эксперимент полностью оправдал подсказку воспоминаний.. и даже с  лихвой.  Длинны надетых на ноги чулок  оказалось не только  достаточно, но даже  чересчур много.    А вот идея  исправить дело ножницами была явной ошибкой. Отрезаться-то кусок чулка отрезался, но оставшаяся ткань расползалась   мокрой промокашкой, стоило ее потянуть. Содрав с ног обрывки женской красотищи, Либор вздохнул и вновь нажал заветную кнопку.
-Пани Ядвига. Еще чулки, пожалуйста.
Следующая пара оказалась " в сеточку". Не-е-е, наученный горьким опытом, ножницы на этот раз Горак отмел сразу. И вроде бы даже  чулки не тянулись так, как первые, но... проклятые переплетенные нити ловили голые пальцы ног с проворностью рыболовной сети, поставленной рыбаками на карасиков. Стоило с неимоверными усилиями выпутать из силков один палец, как два других безнадежно запутывались в них снова, и снова  без всякой надежды на свободу. Пропыхтев полчаса, весь обматерившись и изодрав  сетчатые "гондоны" в клочья, мужчина сдался, нажал кнопку,  вновь взывая к "хранительнице орудий пыток". 
В этот раз все, что думает пани Ядвига на счет причуды хозяина, явственно читалось на ее лице. И написано на нем было -"жрешь ты их, что ли?"
-Это последняя новая пара, пан Горак.
Холодно отчеканил трансвестит, "разоренный в пух и прах ненасытным хозяином". Да и то верно - поди-ка купи чулки на двухметровую махину.  Обиженно вздернув нос, «красотка» кинула презрительный взгляд на «нахлебника» , и зацокала каблуками жаловаться любовнику.
Сидя на краю постели взъерошенная и вспотевшая от непомерных трудов «жертва буйной фантазии Черного» тяжко вздохнула и  осторожно  распаковала «сокровище»

Отредактировано Либор Горак (17-11-2011 22:40:33)

Неее.. ну то, что ветеринар комплексами тактичности и  интеллигентности никогда не страдал, Горак понял где-то через час после их первого знакомства. И прошедшие десять лет день за днем неукоснительно подтверждали сей факт. Если Псарю что-нибудь приспичило, то даже щеколда двери в туалет его не становит. Он просто снесет ее,  встанет на порожке, дожевывая очередной "пятиэтажный" бутерброд с неимоверным сочетанием продуктов, и начнет вещать то, зачем пришел. И плевать, что эта "животрепещущая" новость относится к разряду - "шеф, я тут новую резину к фургону присмотрел, можно взять пять покрышек по цене четырех". Это бы еще ладно. Но забыть визг пани Моники, когда... Чуть сам  импотентом не остался. А уж приятная во всех отношениях женщина ругалась так, что до сих пор в ушах звенит при одном воспоминании. Что характерно, при том, при сем по морде нежной женской ручкой  получил отнюдь не свалившийся как снег на голову наглец. И вот спрашивается - за что? И что толку, что два часа потом гонял тростью ветеринара по замку? Во-первых, поди-ка догони. Во-вторых .. а-а-а, черт ... да что там говорить- только блохи во все стороны летят с облезлой шкуры, а самому Псарю хоть хны. При этом (после экзекуции, сопровождаемой отборным матом управляющего)  объяснением вторжения было - "ну дык, шеф, я сучку элитную   для Рона и Зига присмотрел. Покупать надо - уведут сучку из под носа"
Так что  " явление Христа народу" среди ночи в своей спальне Горак воспринял с невозмутимой обреченностью монаха -стоика, крестящего святой водой чертей в Аду.
-И тебе доброй ночи, Лукаш. Кстати, мог бы и позвонить после охоты.
Последнее управляющий кинул как бы, между прочим, хотя... не особо хотел в этом сознаваться, но где-то в глубине души волновался - не обычная все же охота. Это не мальчика -цветочка-выпускника воскресной школы ловить. Два профессиональных вооруженных охранника, есть два профессиональных вооруженных охранника.
-Рассказывай, как все прошло. Что с охранниками?
То, что князя взяли, не спрашивал. Это и так было понятно, в противном случае Вацлав нашел бы способ сообщить, что аукцион отменяется.
Между делом, разговаривая и ожидая отчета охотника, мужчина продолжал начатое до его прихода одевание. Наконец-то вспомнив, как некогда надевала чулки жена, он скатал один в гармошку, растянул получившийся валик и сунул пальцы правой ноги в носок. Пошло вроде бы не плохо, а после некоторого сопения от усердия, "гармошка" довольно успешно раскаталась, облачив голень и бедро в черную тянущую ткань. Ощущения не из приятных по сравнению с брюками,  но в конце-то концов пани их как-то носят? Наверное, дело привычки. А вот со вторым "гондоном" дело обстояло  хуже. Уставшими  покалеченными пальцам  никак не получалось правильно подцепить скатанный валик, чтобы растянуть по ноге. Он упирался, врезался в кожу, цеплялся за жесткие волоски на голени и  выдирал их так немилосердно, что едва ли искры из глаз не сыпались. Пыхтя и отдуваясь от натуги, бедолага промучился несколько минут, прежде чем завыл едва ли не в голос.
-Чертовы резинки! Вот как? Как они их надевают?  Теперь я понимаю, почему женщины бреют ноги! Это же…
Задохнувшись от возмущения, мужчина сильнее дернул чулок и , как на змею, уставился на поползшую по черноте  к пятке белую полоску.
-Черт, ну что стоишь столбом, вылупившись?
Накинулся на ни в чем не повинного Псаря, выливая на него свое раздражение.
-Помоги.

" А то меня шибко  волнует, узнает кто, или нет.."
Безмолвно усмехнулся мужчина клятвенному обещанию о неразглашении " тайны великой".
"Если бы это была единственная моя забота сейчас, когда на кон поставлена Берона. Чулки, не чулки.. смешно. Да хоть панталоны женские с рюшами. Только покажи мне того идиота, кто  за мои телеса в кружевах крепость отдаст? Даже будь они, эти самые телеса,  моложе на двадцать лет.  Я иллюзии на счет себя давно перестал строить. Слава богу, пока хоть двойной тариф бляди в борделях не берут. "
-Денег на новый мобильник не дам!
Отрезал сразу,  стоило чуду современной техники чертиком выпрыгнуть из кармана и закрутиться в руке Псаря. Даже не дослушал толком, по привычке, автоматом ставя барьер на пути пронырливого вымогателя к "золотым запасам".
-С твоими неуемными потребностями, ты и Рокфеллера разоришь, не то что меня. Хороший мобильник, почти новый, всего четыре года таскаешь. Заряжай почаще.
Врал, конечно, как сивый мерин, натягивая в очередной раз поводок на попытках охотника вытянуть деньги. Так... его же не тормози,  и по миру пойдешь. И, приготовившись уже было к обычной словесной перепалке (которые заканчивались с переменным успехом победой то управляющего, то ветеринара),  очень удивился, когда дальнейших " весомых аргументов" не последовало.  Оторвавшись от титанического труда по натягиванию чулка на ногу, мужчина поднял глаза проверить - не заболел ли часом  Пастырь?  И, натолкнувшись на его пристальный взгляд, как-то даже растерялся в первый момент, не понимая, чего он там такого увидел. Наклонившись,  глянул под ноги, под кровать, отодвинул край простыни. Хмыкнул, обнаружив лишь собственные тапки с замятыми задниками, криво лежащие один на другом. В принципе, единственная мысль была о крысах или мышах, периодически  терроризировавших крепость. Как и в любом старом доме, полчища грызунов время от времени размножались в невероятном количестве, и приходилось вызывать санинспекторов, платить за очистку от  "незваных постояльцев" . Недавно, кстати, тварей травили.  Так что вроде бы не должно...
"Переспал или не допил?"- вновь вернулся к Псарю из-под постели вопрошающий  взгляд мужчины. Впрочем, истина из двух "фифти"  так и не прорезалась, утонув в привычном насмешливом оскале,  пригладившем  вставшую было дыбом шерсть на загривке управляющего.
-А что ты с этим "подарком" делать-то будешь?
В ответ  усмехнулся Либор на предложение дарить ему чулки.
Вполне закономерный ехидный вопрос расставил точки над "ы", сняв звенящую тишину возникшего было напряжения. Подарки ему Пастырь  дарил на Рождество! Угу. Дарил. И коньяк дарил , и сигары, да только... "шеф, я тут рюмашечку...того...? Ну как откажешь в Рождество-то? Угу. Ну ладно. Того... И пока дно бутылки с подаренным коньяком не покажется. Шеф, я сигареты дома забыл. Я сигарку ..того? Угу, того..того... " Хорошо, если сам хоть попробовать Рождественский  подарок  успеешь.
-Ты не  о подарках, ты одевай лучше давай...
Поборов искушение припечатать твердый лоб костяшками пальцев, Либор на несколько  мгновений придержался за плечо Пастыря, подставляя больную ногу под чулок. И не смог не отметить, какие у того неожиданно чуткие и внимательные руки, скользящие по голени и бедру.
"Не зря любят тебя бабы"
Позавидовал глубоко в душе успешному Казанове, неизменно пользующемуся вниманием представительниц прекрасного пола. И хоть твердил тот, выбивая зарплату раньше срока, что вот "ни-ни, не пустит меня на порог пани Ружена без колечка/новой кофточки/побрякушки, но Горак не особо-то верил в эти басни и раньше, а сейчас уж и подавно. Пару раз видел, как обхаживал ветеринар хорошеньких клиенток, притаскивающих приболевших домашних любимцев -это врожденное, этому не научишься.
"Где же я-то растерял свою...?"
И тут же откинул эту мысль, зная, где оставил свою легкость порхающего по жизни шмеля. В засыхающей зловонной луже крови в ординаторской. 
"К черту, к черту..."
Тем более, что дернувшаяся и соскользнувшая нога неожиданно уперлась в ширинку. Мужчина хотел уже было извиниться, убрать облаченное в чулок копытце, когда подошва как-то неожиданно ощутила на изгибе выпуклость, которой там сейчас, по всем прикидкам быть не должно. Либор в первый момент  даже не поверил тактильным ощущениям  и машинально помял пальцами дыбящуюся ширинку.
"Хуя се..."
Лежащая на плече ладонь скользнула на напряженную шею. Потом выше. Раздвинутые пальцы бороной вошли в волосы, ставя жесткие волоски дыбом, и тут же сжались, сгребая их в кулак. Он хотел увидеть его лицо, глаза, и и рука напряглась, откидывая опущенную голову назад.
-Эка на тебя женские чулочки-то действуют... Фетишист.
Он хотел сказать с усмешкой, но голос выдал что-то хриплое, застрявшее в районе кадыка, пока глаза ощупывали такое знакомое, и вместе с  тем несколько сейчас  непривычное лицо.

Губы Псаря шевелились, но Либор не слушал, уже догадываясь,  каков будет ответ. Он плескался в тяжелом взгляде глаз, мутном и сером, несущем пролежавшие зиму под снегом окурки в решетку у края тротуара. А под ступней, натягивая джинсу, жарко пульсировала плоть  и ... долбилась в хрупкую стену небольшого, гармоничного мирка, незаметно  сложившегося за долгие годы между двумя мужчинами и остальными обитателями Бероны.  Мирка странного, мало понятного посторонним, где у каждого было свое предназначение. Он сам, пани Марта, пани Ядвига, Милош, Лукаш,  ротвейлеры на псарне...  Кем был для него Псарь? Не друг, и уж тем более, не любовник. Ни в коем случае не холоп, и далеко не просто наемный работник. Он был Волчьим Пастырем. Ампутированной частью изуродованной души.
Так было последние десять лет. Так должно было оставаться и дальше.
Сейчас же, пульсация крови  под пальцами ноги, затянутыми в чулок, поднялась  вверх по вене. Тяжестью осела в трусах, рванулась  выше и набатом забила в уродливо выступившей на виске синей  вене, грозя разрушить хрупкое равновесие. Чужое возбуждение ядом впитывалось в поры, неожиданно разогревая,  вот уже лет десять как в общем-то холодного  мужика.
Соленая капля набухла на рваной линии шрама над глазом, мухой сползла на щетину колючих ресниц, обожгла белок сузившегося глаза.
"Ты что творишь, сволочь? "
Ночь удушливым жаром спальни опустилась на плечи, передернула мышцы под темно-полосатой  махрой халата, горячим потом оросила кожу, в выдохе приоткрыла заблестевшие слюной губы. Ткань белья приподнялась, потемнела каплей вязкой смегмы.
Привычный уютный мирок трещал по швам под натиском похоти, качался колоссом на песке, грозя обрушиться  в накатившем  вожделении.
Звеня случайно  задетой басовой струной в ночи, он не ожидал ни хватки, ни рывка.
Боль от сдавливающих щиколотку пальцев судорогой  разлилась по икре, перекручивая давно порванные, с таким трудом сращенные мышцы.  Рывок  штырем вошел  в колено, пронзил нервы  так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Он, наверное, закричал бы, если бы воздух не встал колом в  сжатом спазмом горле. Мгновенная боль прошла, оставив после себя окостеневшую в спазме, малочувствительную плоть. Онемевшая подошва больше не чувствовала ничего - ни шершавости ткани джинсов, ни бугрившийся металл молнии, ни налитую похотью, зажатую  плоть под ней.  Мелькнувшая  белая полоска зубов между губ Псаря  загорелась  ярким, пронзительным, безжизненным светом хирургических ламп. Сквозь  режущие глаза лучи из прошлого, он с трудом различал, как чужая ладонь  ласково гладит его ногу, щиколотку, икру, колено. Движение живой руки по черной, сучковатой  деревяшке с бугрящимися мышцами и веревками скрученных вен под  тонким капроном чулка.   Синяя, пульсирующая нить на виске опала, спряталась под смуглый пергамент кожи. От загривка,  по плечам  на грудь и живот,  стекал стремительно стынущий жар желания, оставляя после себя холодную   напряженность окаменевших  мышц.
Либор сидел на краю мятой постели, тоскливо и отстраненно смотря, кадр за кадром  замедленной съемки, как охотник падает на колени. Хотел остановить, но мелко дрожащие  пальцы с распухшими суставами не слушались, жили своей жизнью, танцуя странный танец Святого Витта.
Он почувствовал вибрацию беззвучного рычания,  вкус чая губ Пастыря на своих губах, но тот мгновенно утонул в затхлом перегаре прошлого,  замешанного на эфире анестезии. Засохший рот сжался в очерствевшую сухую линию, почти не ощущая нежности поцелуя.
Мужчина сглотнул горький, загустевший ком слюны,  закрыл отяжелевшие веки, покачнулся и оперся кулаком о скомканное одеяло. 
В хорошо протопленной комнате его бил озноб и страшно, до тошноты  ломило затылок.