Еж любил раннее утро. Когда нет еще той самой повседневной суеты, и большая часть людей спит, не утомляя своим мельтешением старый город, а воздух холоден и хрустально чист после ночи, как вода в роднике. Гайда умудрялся поздно ложиться и рано вставать и потому не мог причислить себя ни к совам, ни к жаворонкам. И все же именно по утрам он был особенно жизнерадостен и неуемно деятелен, даже если не спал всю ночь, чем имел обыкновение раздражать окружающих. Всех, кроме пана Унора, которого было в принципе сложно вывести из себя.
С учетом того, что Йозеф запил по поводу рождения третьей дочери, а Стеш свалился с простудой, Гайда не вылезал из мастерской почти всю неделю, отлучаясь до дому только переодеться и принять душ. Кажется, он окончательно промариновался запахом бензина и машинного масла, которое уже не выводилось с его рук, хоть ты их наждаком чисть.
Перед уходом он стряс с Лысого бабла, часть сразу отложил матери, часть на квартиру, а с остальных подчистил полки ближайшего супермаркета, направившись прямиком к дому пана Унора.
Протрепавшись минут пятнадцать с бабулей с третьего этажа, которая души в нем не чаяла за то что он два или три раза снимал с дерева ее побитого молью кота, он таки добрался до нужной квартиры. Провел картой-ключом по замку, подождал пару секунд, пока сработает механизм, и, шурша пакетами, ввалился в квартиру Илая Унора. Не так чтобы уж очень громко шароебился, но четко обозначил свое присутствие во избежание шальной пули в голову.
В очередной раз застыв перед репродукцией Доре, Гайда испытал нездоровое желание притащить пару баллончиков с краской и придать-таки картине жизни и цвета. А то словно в заброшенном цехе завода ЖБК, ей богу, разве что почище кругом. Повздыхав, Ежи поволок пакеты с едой на кухню, покидал большую часть в стерильно пустой, как и вся квартира, холодильник и принялся за готовку, щелкнув пультом телевизора, чтобы хоть чуть-чуть разогнать мертвячную тишину дома, решив, что хозяин, так или иначе уже проснулся, а значит пора вставать.
Была у Гайды одна нехорошая страсть, о которой в приличном пацанском обществе и сказать-то вслух нельзя. Любил он готовить еду, не только любил, но еще и умел, очарованно замирал перед телевизором в момент трансляции кулинарных шоу, слету запоминал рецепты, ухватывая самую суть и нимало не беспокоясь о пропорциях и количестве продуктов в том или ином блюде, не боялся экспериментировать. То, что почти все ведущие этих самых шоу были мужиками и готовили не в пример круче баб, которые там были исключительно для понтов, несколько примиряло его с нездоровой тягой к кулинарии. Готовил он не так уж чтобы постоянно, периодически, используя пана Унора в качестве подопытного, который удивительно безропотно, если не сказать равнодушно съедал все то, что было приготовлено. Для самого себя Еж готовить не любил, интерес пропадал, а тут и польза, и дело, и удовольствие.
Диктор слабо бубнил что-то об очередном похищении какого-то принца или князя, но Еж не особо вслушивался, поглощенный сотворением нехитрого завтрака. Крупно шинкованные грибы уже шкворчали на сковородке вперемешку с головкой репчатого лука, ожидая рубленую кубиками ветчину. Этого времени вполне хватало, чтобы замутить четыре яйца с молоком, куда была незамедлительно брошена щепоть соли с перцем и другими специями наугад. Окончательный этап приготовления омлета получал свое завершение в духовке, одаривая блюдо золотисто-румяной корочкой.

Когда Илай Унор вошел на кухню, Еж как раз выуживал из духовки готовый завтрак, наполнивший квартирую умопомрачительным ароматом еды. Звонко хрястнув сковороду на плиту, не получалось у него ничего делать по-тихому, он на мгновение обернулся к вошедшему, хотя больше среагировал на внезапно затихший телевизор.
- Утра, пан Унор, - и снова вернулся к плите.
Располосовал золотистый круг надвое, подцепил лопаточкой и кинул на тарелку, сыпанув сверху малой горстью свежей зелени. Ответного приветствия ему и не надо было. Не ругается, не орет как блажной, не корчит из себя недовольного, что не пойми кто вваливается в несусветную рань в квартиру, да и то хорошо.
Гайда поставил тарелку с омлетом и чашку со свежезаваренным чаем перед Унором, порезал хлеб, достал виски с ножами, вроде ничего не забыл. Себе забодяжил чай по крепче, по концентрации  приближающийся к чифиру, насыпал сахару от души, и так, прихлебывая, встал напротив стойки, на мгновение прекратив бурную жизнедеятельность, словно выключился, не мешая тишине снова прибирать всю власть в этом доме к своим холодным рукам. По телевизору промелькнули кадры какого-то концертного выступления, оголтелые фанатки разевали немые рты, словно рыбы, и размазывали тушь по лицу. Подумалось, что иной раз выключить звук хотелось бы и по жизни. Но ненадолго. Тишину Еж не любил.
Выслушав поручение, задумался.
- Четверг? – рассеянно потер ладонью ершистую голову. – В четверг я до Панкраца, брату свиданку разрешили…
«Промурыжат ведь там черти, и не прийти нельзя и так первый раз за год».
- Но я успею, - уже спокойно кивнул. – Все будет, пан Унор, за хатой присмотрю, пакет заберу.
Два дня это вообще не срок, он все время куда-то пропадает и снова возвращается. Иной раз в таком виде, что костюмчикам никакая химчистка не поможет, одно дело – сжечь не глядя. Любопытства Гайда был лишен видимо, еще при рождении, что впрочем, не раз и не два спасало ему жизнь и тот самый нос, который оторвали любопытной бабе на том самом базаре. 
Деньги. Илай всегда их оставлял, а Еж крайне редко выуживал пару-тройку купюр из конверта, да и то, если уж точно решит, что это на дело. Первое время вообще считал, что Илай бедствует, от того и живет так скромно. Потом выяснилось, что нет, но понятнее все равно не стало. Хотя, может оно и верно, что, по сути, человеку надо? Да всего ничего. Причем и этого с собой в могилу не забрать.

Пан Унор улыбался. Это само по себе не так уж и странно. Все люди время от времени улыбаются. Некоторые даже постоянно, но тех в особых домах держат. Для улыбчивых. И все же Ежи первым делом подумал, что в нем что-то не так. Остался черный росчерк поперек лица или одежда наизнанку. Он краем глаза скользнул по своему отражению на зеркальной поверхности кухонного шкафа. Вроде все было в порядке. Впрочем, так скорее улыбаются своим мыслям, не привязанным к окружающей действительности, поэтому он отмахнулся и тут же забыл.
Еж кивнул на слова благодарности уже в спину Илаю, покинувшему кухню, машинально перемыл посуду, словно уничтожал все следы своего пребывания в этой квартире. В процессе наведения нехитрого порядка перебрал в голове все те дела, что уже сделал, что надо сделать, намечая себе краткий план действий на ближайшие дни. В свои неполные двадцать пять он умудрялся окружать себя подопечными, которые даже если и не жаждали его заботы, вынуждены были подчиниться. У матери своя жизнь, брату он сейчас точно не нужен, братва на время притихла, зато была соседка Криста, был Унор, это были «свои». За ними надо было присматривать. Впрочем, если мнимым подопечным уже не требовалась его навязчивая забота, он уходил.
Вот и сейчас вроде пора было, с учетом того, что надо и до своего дома добраться. Пара дней законного отдыха у него есть, если, конечно Лысый не вызовет. А он не вызовет, если подарить свой потрепанный сотовый с полустертыми цифрами на кнопках самой Влтаве. Кстати мысль.
Еж выключил воду, окинул придирчивым взглядом кухню, которая вернулась в свое первоначально-нетронутое состояние. Пан Унор растворился где-то в недрах своей небольшой квартиры. Снова навалилась тишина. Она вполне справедливо считала, что Еж здесь явление мимолетное и чужеродное, поэтому его следовало либо изгнать,  либо ликвидировать по-тихому, чтобы он своим присутствием не разрушал идеально минималистического интерьера помещений. В общем и целом тишина была не против Ежа, если он молчал и не шевелился. Неплохо было бы его еще выкрасить с ног до головы белой краской под цвет стен, или, на худой конец, черной. Тогда он вполне сошел бы за мебель. Решив действовать последовательно, она опустилась на его плечи усталостью прошлых дней, оплела сетью мягкой дремы.
Еж еще раз окинул взглядом квартиру, и взгляд зацепился за диван, благо тут особо и глазу-то не за что цепляться было. 
«Сейчас уйду. Сейчас. Забрать конверт со стола надо. Сейчас… Только посижу пять минут. Пять минут только, и все. И уйду».
Еж, так уж и быть, неслышно опустился на угольно-черный диван, обхватил себя руками и на минуту закрыл глаза, тут же проваливаясь в бесконечно глубокий сон. Тишина торжествующе выдохнула и воцарилась.