Прага

Объявление

Чашка утреннего кофе, свежая газета, такси и поток людей. Коллеги, вечеринка в пятницу, уик-энд с любимым... День за днём проходит жизнь. Пока однажды росчерком невидимого пера судьба не подписывает иной приговор. Жизнь раскалывается, рвётся яркий глянец суматошной повседневности - и ты видишь тайную изнанку мира. Измученный хрип загнанного зверя, оскал голодного хищника, взгляд человека - отныне твоего хозяина. Или раба?
Охотник или жертва? Победитель или побеждённый? Кем будешь ты в этой игре?



В игре: осень. Прохладная, одетая в яркую листву Прага. Пронзительно-стылые ночи и солнечные безветренные дни. Синее небо нередко кутается в свинцово-серые тучи. Башни старинного города мрачнеют, древний камень умывается холодным дождем. Горожане спешат, подняв воротники пальто, согревая зябнущие руки дыханием. Маленькие бары, кафе и рестораны принимают всех, кто ищет тепла. Старинные замки-музеи дремлют, отдыхая от потока туристов, осаждавших их всё лето. Город впадает в дрёму, не подозревая, что тайный клуб начал новый сезон охоты.



Время, погода: начало ноября, 2011 год. t днём 12°-15°C, дожди и грозы. Ночи холодные.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Прага » Мифы » Гори, гори, моя звезда...


Гори, гори, моя звезда...

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

http://s017.radikal.ru/i413/1112/42/3e2b9da275ed.jpg

0

2

Слепое безлунное небо с удивительным равнодушием посматривало на бегущего из последних сил  человека. Он с налету напоролся на один из пластиковых мусорных баков у края дороги, сдавлено матерясь и затравленно озираясь. Гайда взметнулся, сдирая с лица присохшую кровь, что мешала рассмотреть название улицы.
«Пся крев, таки загнали до края… Здесь одни тупики, я тут… Не знаю. Ничего не знаю!»
Услышав позади визг тормозов автомобиля, он нырнул в какую-то подворотню и замер, вжимаясь в покрытую линялыми арабесками граффити стену.
Легкие горели так, что было непреодолимое желание впиться трясущимися пальцами в плоть между ребер, сдирая кожу и мясо, чтобы дать им воздуха или места, ибо в груди его явно не осталось. Дыхание судорожными всхлипами разрывало горло. Остановиться бы, дать истерзанному погоней телу хоть пару минут отдыха, осознать куда бежать и зачем, и что вообще здесь происходит к чертовой матери! Почему те, с кем ты еще неделю назад сидел в местной пивнухе, травя нехитрые байки, теперь мечтают проломить тебе череп?  Остановиться, разобраться, задать вопрос в лицо, только не было в этом смысла, и он это понимал. Звериным нутром загнанного зверя чуял, что разговоров не будет.
Эта не та война улиц, что в фильмах исчисляется количеством взорванных шикарных машин, разрушенных небоскребов и мостов. Не бывает тут такого вообще. Здесь тебе просто тихо сунут заточку под ребро или забьют до смерти в подворотне, вот еще спасибо американским буржуям за очередное оружие пролетариата, бита – самое то, черепа крошить с одного удара. А легавые потом спишут на местные разборки или бытовуху.
Кому какое дело до яростной крысиной возни в подполе богатого дома? Откуда там крысы? Так в каждом старом доме они есть, а старше Праги надо еще поискать. Сверху вылизанные мостовые, сверкающие стеклами витрин торговые пассажи, витиеватые в своей роскоши дома от готики до постмодернизма, а по подвалам одно гнилье с червоточиной.
Но пока грызня только на нижних уровнях, полиция особых действий не предпринимала, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило под полом. Ждали, пока крысы сами себя передушат, им же работы меньше. Нехай рвут друг друга в клочья, успеть бы отловить их в тот момент, когда опьяненная кровью стая метнется на улицы, вот тогда можно и всех собак спускать с цепи.
Оно ведь давно зрело, давно… Набухало, словно гнойный нарыв, опаляя жаром и дергающей ноющей болью тело района. Еж теперь винил себя в том, что вовремя не просек ситуацию, без брата все сыпалось из рук.
«Крась, рыба-карась, скользкая сволочь. Деньги за пришедший товар… Какие деньги?»
Он вообще в эти дела никогда не лез, но точно знал одно, что Павел к этому отношения не имел. Но Крась-то, Крась! Ведь он же знал, должен был знать, так какого хрена его шавки гнали сейчас Гайду по всему району и явно не за тем, чтобы расспросить как у того дела.
Он раздраженно потер зудящий лоб и опять растеребил глубокую царапину аккурат над левым глазом.
«Это Филин, сука, хорошо, что вскользь. Кровищи много, но, по сути, не рана, а так, фигня. Хотя видок поди теперь  – чище в гроб кладут. Будет ли гроб-то?»
Гайда остервенело обшаривал карманы в поисках сотового. Видимо, он остался там, на перекрестке, где он схлестнулся с людьми Крася. Можно было найти и другой телефон, чтобы позвонить, но как любой среднестатистический человек он не помнил ни единого номера из записанных в самом телефоне.
Надо было искать Сизого, он поймет, он разберется, у него башка работает. А Павка здесь не причем, точно не причем, да и не добраться до него сейчас. Хоть на руку и бывал нечист, брата бы не подставил никогда. Значит другое… Вот только что? Чья подстава и зачем?
Где-то совсем рядом пробухали тяжелые шаги, послышались знакомые голоса.
«В затылок дышат, суки…»
Гайда затаился, а потом тенью метнулся через улицу в очередную подворотню потемнее. Надо выбраться на проспект, а оттуда до центра, если выгорит. Нет. Не выгорит. Навстречу уже двигались угловатые фигуры. Гайда шарахнулся в переулок, заметался, чуть не сбил пару случайных прохожих и, не особо раздумывая, нырнул в гостеприимно распахнутую пасть какого-то подвала, судя по всему, черных ход одной из местных забегаловок. Здесь полно пивных, ресторанчиков, мелких и крупных баров, значит, можно будет выбраться с другой стороны.
Узкие путаные коридоры, лестницы, куча закрытых и полуоткрытых дверей, из-за которых слышался смех, гул случайных разговоров и приглушенная музыка. Еж не глядя подхватил с пола какой-то ящик, и понес его перед собой, прикрывая окровавленную морду и пытаясь сориентироваться.
- Ясек, какого хрена дверь нараспашку, проходной двор что ли? – голос томный и до зубовного скрежета противный, аж передергивает. – Ясь, шалава, ты где?
Взрыв хохота перекрыл последние слова, дверь распахнулась и Гайде не оставалось ничего другого, как толкнуться на удачу в соседнюю дверь, тут же захлопнуть ее за собой и обернуться.
- Твою ж мать…
Ящик выпал у него из рук.

+1

3

Когда встаёшь в третьем часу дня не всегда с первого раза узнаёшь себя в зеркале. Потом, правда с помощью ванны, кофа и какава с чаем обретаешь с ночи забытые черты. Даже улыбка становится естественной.  Тяжела и неказиста жизнь стриптизного артиста. Тишину апартаментов разорвала «Марсельеза». Как всегда не найдя с первого раза откуда доносится звук, переворошил всё своё шмотье, заботливо сложенное уже убравшейся, пока он видел радужные сны, горничной. Выудив мобилу из зарослей какого-то всученного ему дизайнером квартиры неимоверного, как по размеру, так и по виду растения, якобы росшего в кадке в углу гостиной, вернулся к столу, выщипывая из вазы самую крупную клубнику. Минуту, не меньше, рассматривал попеременно, то мигающие буквы на экране, то клубнику в руке. В итоге положив в рот ягоду, безжалостно размял её языком, даже не притронувшись зубами. Протолкнул в горло, нажимая на кнопку приёма вызова и поднося голосящее испанскими мотивами «чудовище» к уху.
- Да Бусик, да, Пусик уже встал, да...да...да…нет, не разбудил….да, хорошо, да, Бусик любит Пусика? Где? Да…да…
Ступая голыми ногами по полу, прошёл в огромную прихожую с вычурными колонами и огромным, напоминающим скорее колосса, амуром, выресованым во всю стену. Фиговый листок, прикрывающий достоинство крылатого разбойника, по размеру мог сравниться разве что с лопухами, выраставшими в заброшенных дворах в конце лета. Наманикюреный перламутровым лаком палец уперся в тонкую стопку купюр. Проехал по ним, разворачивая веером и тут же сосчитывая.
- Да, Пусик нашёл…да…да. Чмоки Бусика во все места. Да, и туда тоже, да, да. Обещаю, да…да, Бусик, ну, да. Пусику надо бежать, у Пусика стрейчинг. Чмоки, чмоки. Да, точно будешь, или опять дела? Пусик будет жда-а-а-а-ать.
Небрежно брошенная трубка угодила в кресло. Обнажённая фигура ещё полтора часа моталась по несуразной квартире, где смешались все стили, и безвкусно, вопреки советам дизайнера была расставлена и подобрана мебель.
Когда дверь за обладателем апартаментов закрылась с обратной стороны, и лифт понёс обтянутую джинсовым комбезом точёную фигуру вниз, впору было приглашать ещё раз горничную.
И понеслось: пилинг, шопинг, стрейчинг, педикюринг с маникюрингом, массажинг. В общем, с ног до головы одно «нг» не продохнуть.
Очнулся Карэк уже в одиннадцатом часу вечера в гримёрке. Распахнув шкаф, разметал по комнате боа, корсеты, ботфорты и латексные, похожие сейчас на маслянистую грязь вещи. Провёл подушечкой пальца по большому трюмо, скривился, усаживаясь и выбирая цвет помады. Цапнув насыщено вишневую, густо обвёл пухлые губы, высвечивая их на теперь ещё более ставшим бледном лице. Припечатал масленую краску к зеркальному стеклу, оставляя чёткий контур.
- Карина, ты пре-е-е-елесть.
Расстегнув до пупа комбез, вылез из него правой рукой, поддел носком одной ноги, ковырнул и скинул ботинок, кончающийся на середине лодыжки  ложной шнуровкой. Мысли о предстоящем шоу не волновали вообще. Кончились те далёкие времена. Когда он  за часа полтора прибегал в клуб, чтобы вдохнуть атмосферу, пропитаться пульсирующим, казалось даже в стенах возбуждение. Проверить всё, растянуться и прогнать несколько номеров, жарко обсуждая с коллегами новости дня и прошлой ночи. Сейчас «прима Карина» не чувствовал конкурентов поэтому обнаглел и обленился. Даже если и заглядывал раньше чем за двадцать минут до своего номера, то для того чтобы дать разгон уборщику и изнасиловать претензиями уши гримёру с костюмером. Да, да, теперь у него были и гримёр и костюмер.
Сегодня Карэк был не в духе, может, переел с утра клубники. Высвободив левую руку и выдрав из пучка перьев прикреплённых к обод зеркала ярко-розовое, воткнул в собранные конским хвостом волосы. Дёрнул нетерпеливо за собачку молнии дальше вниз, освобождая задницу, и схваченный мелкой сеткой стрингов, член от джинсы. Пропрыгал на одном ботинке к минибару и вырвал бутылку холодной минералки. Отвинчивая крышку и присасываясь, вздрогнул на звук внезапно, без стука, открывшейся двери. Обернулся, встречая, не как хотелось, капризным: «Где ты шляешься, чёрт дери»! А громким, булькающим где-то в глотке, звуком, закончившимся резким кашлем и выпученными глазами. Грохот ящика поддержал звук упавшей бутылки. И эхом, только наоборот:
- Мать же ж твою…- хрипло, прерываемо кашлем ещё не откашлявшейся глотки. – Ты кто? Где Люка?
Вид, размазанной по морде «явления», крови, помог сложить в голове дважды два. « Не поклонник. Охрана, мать вашу, где?!». Карэк сглотнул, развёл руки в стороны, словно в подтверждение своих слов.
- Денег нет, - он и вправду уже истратил всё, оставленное с утра «Бусечкой». – И кредитки тоже. – Она сейчас покоилась дома под одним из кресел, откуда Карэк поленился её поднять. – Только натура…
Нет, он не собирался просто так подставиться под это «безобразие». Сейчас он  пытался выиграть время, пятясь к трюмо, где по наставлению, того самого «Бусечки», ему вмонтировали так сказать, тревожную кнопку, на случай «ядерной войны». Вот он и наступил.

+3

4

Перед глазами закружилось и замельтешило от ярких цветов, разбросанных шмоток, перьев, кружавчиков, ленточек, шнурков, словно вся эта мишура набросилась на него, чтобы ослепить, задушить, сбить с толку, защищая свою хозяйку, ведь именно она, судя по всему, стояла у раскрытого холодильника, сияя голой задницей, перетянутой парой несуразных шнурков. «Так себе, кстати, задница, ничего особенного, - подумалось как-то вскользь. – Сейчас ведь заверещит. Не задница, конечно, а чикса».
И Гайда уже приготовился услышать пронзительный ультразвуковой визг, зажмурился, когда девица что-то хрипло пролаяла, перемежая слова недобрыми булькающими звуками. Еж недоуменно распахнул глаза, и его взгляд сфокусировался аккурат напротив груди. Точнее на том месте, где она должна находиться по всем законам бабской анатомии.
«Сисек нет».
Разочарование было острым и пронзительным, как в магазине, когда перед тобой забрали последнюю бутылку водки. Тогда взгляд медленно пополз вниз.
!!@!#*%?!
Взгляд торопливо метнулся вверх, зацепившись за кислотно-розовое перо в волосах и размытое пятно вишневых губ.
«Господи, за что ты меня так, а?»
Между тем его о чем-то спрашивали.
«Люк. В потолке открылся люк, ты не бойся, это глюк».
- Не, люка не было. Я через дверь… Натура…Че?!
Доходило до него всегда медленно, а когда дошло, Еж аж вздыбился от справедливого негодования, но высказать, все, что вертелось на языке, не успел. Кто-то несильно толкнул дверь и Гайда инстинктивно уперся ногами, прижимая ее спиной. Вода из опрокинутой бутылки медленно растекалась темной лужей по полу, подбираясь к небрежно брошенному красному боа.
- Карина-балерина, отдай белые сапоги, я знаю, они у тебя…
Где-то в голове коротко и жалко пискнул перегоревший предохранитель. Гайда уставился на обладателя розового пера полубезумными глазами, и очень медленно качнул головой из стороны в сторону.
- На месте стой.
Золотистая ручка на двери нетерпеливо дернулась вверх и вниз.
«Даже и не думай».
- Шею сверну, - он шепнул это едва слышно, одними губами, но не сомневался, что его поняли.
«Я успею, слышишь. Ты только пикнешь, только дашь знак, а я уже вырву тебе глотку вот этими вот руками. Мне нечего терять, а до тебя всего-то два шага, но мне и одного рывка хватит, чтобы ударить основанием ладони по подбородку вверх, ломая твою костлявую шею…»

+1

5

Извазюканая в крови морда, и всклокоченный короткие волосы, со сползавшими капельками пота по вискам уставилась на него так, как будто бы взору его предстало второе пришествие Христа на землю грешную. Карэк даже пожалел, что забыл с утра начистить нимб зубным порошком. Физически ощущалось, как «восторг» от увиденного захватывает ворвавшегося, переходя плавно, не рывками по медленно двигающемуся к трюмо телу. На лепет про люк «Карина» пару раз моргнул.
« Святые угодники, парниша явно забыл, чего хотел. Потому что нельзя, Карэк, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивым таким»!
И всё было бы уже в ажуре, ибо до заветной кнопки оставалось всего ничего, протяни руку и вот они молодцы, братья акробаты-вышибалы Зенок и Калуш, но тут в партию для двоих ворвался стук, нет, не стук, а требовательная барабанная дробь в дверь. И противный голос Жульки, с требованиями отдать ему то, не знаю что, которое лежало не знаю где и не знаю у кого. Ибо размер этого белого безобразия соответствовал растоптанной сорок пятой, тогда как у Пусечки ну никак, при всём желании, не набралось бы больше сорок первого. От возмущения Карэк даже забыл куда крался. Зато подпирающий пятой точной вход в помещение, наоборот, как от ушата холодной воды пришёл в себя. И тут же начал раздавать бравым голосом приказы.
« На первый второй рассчитайсь! Раз, два»! Всплыло из далёкого детства, а ведь он уже и забыл, что был когда-то маленьким мальчиком. Как всегда в стрессовой ситуации из «Карины» попёр юмор, причём совсем не в тон требуемых, дёргающим за ручку с той стороны, противным Жулькой. Обещание свернуть шею, хоть и не было звонко озвучено, но вполне было услышано Карэком. Незавидная перспектива, когда тебе двадцать два, и все блага мира, кажутся у твоих ног всего лишь за то, что Бусик любит твою задницу.
А за дверью не унималось.
- Открой, кто там у тебя? Отдай мою вещь! Иначе я всё пану Альберту расскажу!!!
Это было веским основанием, тут же обнаружить взглядом выглядывающие из приоткрытого шкафа  белые ботильоны. « Двум смертям не бывать, а одной не миновать». Карэк аккуратно поднял руки вверх, как делали в фильмах  сдающиеся преступники.
- Не дадим друг другу умереть из-за куска белой кожи, милый?- улыбка вышла что надо, жалобная и взгляд, как у побитой собаки, типа: да хозяин, не удержал, да, на твоё любимое кресло. – Ведь он нам яйца то по очереди открутит, сначала тебе, потом мне. А они, знаешь ли, мне дороги. Альберт такой. Придётся отдать сапожки. – Словно уговаривая упирающегося в несогласии расстаться с любимой вещью паренька, выдал Карэк.
Стук в дверь стал уже невыносимым, такое впечатление, что за ней стаяла многоножка и барабанила настолько ритмично, хоть джигу отплясывай. Наманикюреным пальцем Карэк выдал местоположение требуемой вещи.
- Ты приоткроешь дверь, я в щель осчастливлю сапогами орущее чудовище иначе - Карэк многозначительно показал двумя пальцами своеобразные ножницы. – Давай, Наполеон мой, проще отдать, чем ждать, когда на крики пол клуба сбежится.
Нарушая приказ оставаться на месте и как-то нервно дёрнув головой, от чего перо ярким пятном черкануло по воздуху, прихрамывая на одну разутую ногу, красотка «Карина» продефилировал к шкафу. Выцарапав «яблоко раздора» и, как пиратский капитан отбив по полу обутой ногой нестройный ритм, ступив ещё и в лужу, а по дороге прицепив на мокрую кожу перья валяющегося боа, которое не применуло фантастическим хвостом неизвестного науке животного потащиться за ним, Карэк подошёл к парню. Кивнул. Был ли он честен до конца, собирался ли  он просто отдать эту злосчастную обувку и промолчать? Естественно, нет.
- На счёт три, - скомандовал он, собираясь метать в дверную щель не меньше чем гранату.
То ли доводы по поводу кастрации посредством откручивания, то ли перспектива ознакомится со всем коллективом стрипклуба, но что-то подействовало и парень, цепко держа его взглядом, переместившись так, чтобы его не заметил стоящий за дверью, открыл достаточное пространство, чтобы просунуть в него два сапога.
- На! – тут же ткнул в проём белое Карэк, и уже было собрался рвать в эту же щель когти, как голоса в конце коридора со стороны чёрного хода остановили.
- Да не мог он сюда, у чёрного хода охрана!
- Мог, не мог, приказано проверить, значит, будем проверять этот курятник. Ты начнёшь с подземной стоянки, я с верхнего, Фаб и Эмер осмотрят залы Сами - уборные, и  из клуба не ногой, пока не убедимся. И спрашивайте, не ленитесь, я вас знаю, не видел кто короткого с мордой в крови…
- Иди, давай, у меня скоро номер, а я, сам видишь, ещё без прикида. – Толкнул рукой Жульку и прикрыл дверь.
- Так, так, так, - прищурился «Карина», понимая, что сейчас вот его положение круто изменилось. Что на гребне волны, оказался именно он, а там, под водой, со своими страшными угрозами, тот «короткий с мордой в крови». – И от кого мы тут прячемся, милый?

Отредактировано Карэк Кучера (08-12-2011 23:19:42)

+1

6

Барабанная дробь по двери отзывалась нехорошей вибрацией по всему телу и впивалась остро заточенным краем молоточка прямо в мозг. Гайда неотрывно следил за действиями этой, как ее… Или все-таки его? Карины, и безуспешно пытался понять, что же там она-он ему втирает. Вообще он сейчас готов был не только сапоги, но и все шмотье в этой комнате вместе с хозяином отдать, лишь бы прекратилось это орево и вгрызающийся в больную голову стук.
В руках "балерины" уже болтались сапоги на чудовищном каблуке, вызывающем серьезные сомнения в возможности в оных не только ходить, но и вообще стоять.
«Надо открыть дверь. Надо».
В общем и целом, ничего хорошего Гайда от своих действий не ожидал. Люди, они везде люди и каждый сам за себя. Сапоги исчезли в узком проеме и получатель еще раз оскорблено двинул по двери, видимо, так выражалась благодарность. Или они тут таким макаром прощаются все.
Голоса он тоже слышал. Значит, они таки добрались до этого теплого местечка. Но точно здесь он или нет, не знают. Дает ли это ему хоть что-нибудь? Да нифига. Уйти отсуда незаметно, как рассчитывал ранее, не получится. Удивился он, когда полуголая «балерина» не ломанулась за дверь, не принялась истошно орать, а очень даже наоборот…
- «Милый» у тебя вон в тех сапогах ходит, - растерянно огрызнулся Гайда, глядя на парня. Зацепиться взглядом было особо не за что, и он угрюмо опустил глаза, уставившись на прилипшие к голой ноге красные перья боа. Сейчас эта хрень заберется по гибкому, неприлично гладко вылизанному телу вверх и там обовьется вокруг шеи, лениво так посматривая на Гайду змеиными глазами, кокетливо прикрытыми алыми перьями ресниц.
Видимо, по башке ему попало сильнее, чем казалось ранее.
Гайда оттолкнулся плечами от двери, шагнув мимо «Карины» на середину комнаты. Огромное трюмо отразило всю несуразность его присутствия в этом месте и в это самое время. Как скукоженная горбушка черного хлеба в подсохшем кетчупе посреди праздничного торта в кислотно-кремовых розочках, зефиринках, шоколадных кружевах и с вишенкой на самом верху. Следы губной помады на зеркале приходились ему в отражении аккурат напротив пупа. Еж сосредоточенно повертел головой в поисках того, что могло бы хоть примерно сойти за оружие.
Эпическая битва на шарфиках с перьями! А сапоги у вас над головой не свистели?! Йаааа! А я его ромашкой по лицу, ромашкой! Отстань, противный, Родина в опасности…
«Мда. Охренительный погребальник. Братва уржется потом. Потом… Когда все утихнет».
Он стянул с себя толстовку, огляделся. Подошел к бару, выудив оттуда первую попавшуюся бутылку, мазнул взглядом по градусам.
«Сойдет».
С хрустом отвинтил крышку, срывая пробку, и приложился прямо из горлá. Не смотря, что на этикетке было обозначение в четыре десятка градусов, Еж почти не почувствовал обжигающего горло вкуса, ушло как в песок.
«Лан, харэ бегать. Разберемся и так. Хотя тут, поди, мочить не станут, выволокут на улицу. А там как пойдет».
Изнутри поднималась подстегнутая алкоголем бесшабашная боевая злость. И голое тело в одном ботинке и болтающимися у щиколотки штанами, это не считая пера и шнурков на яйцах, было здесь совершенно не в тему.
- Все, пиз***й отсюда. Если потом кто тебя найдет, так и скажи, что Малой денег не брал, это Крась с**ка, крысятничает и хвосты подрубает.
Даже сам охренел от собственного великодушия и приготовился разбить бутылку о край мини-бара.

+1

7

Поняв, что явка провалена, то есть, что Карэк понял - не в гости к нему парниша зашёл на чашку чая, а по нужде, по великой нужде залетел голубок, (не, на голубя он не тянул, максимум - воробушек) в золочёную клеточку. Так вот «Наполеон»  этот ничуть не растерялся, более того, вдруг стал таким хозяйственным, хозяйственным. Нашёл мини-бар, а там натолкнулся на бутылку Арманьяка Baron de Lustrac, 1960 года, которую Карина пламенно любил и всё никак не решался лишить девственности. Но воробушек, не воспылал к ней столь горячими чувствами. И грубо, так, что Карэк аж скривился почти весь, почал, отхлёбывая и утираясь, словно сивухи выпил.
- Что ж ты делаешь, милый – совсем забыв, что «милый» утопал по коридору с сапогами, -  это же пятнадцать штук, а ты из горла…
Карэк не успел договорить, как получил великодушное предложение свалить из собственной гримёрки, де ещё с обещаниями, что его теперь найдут, и выспрашивать  будут. Такая наглость возмутила до кончиков наманикюреных ногтей. Карина передёрнул плечами и, нагнувшись, подтянул совсем сползший комбез, заодно прихватывая и перья. В разборки братвы Карэк никогда не лез, да и вообще был далёк от мира криминала. Но вот слово деньги, он знал очень хорошо. Так же он знал, что их всегда мало. Скинув боа на ближайшее кресло, он озарился мыслью. Это было видно не только по глазам, по всей фигуре, а особенно по лицу.
- Ну, конеееечно, - потянул Карэк не хуже чем до этого комбез.
Риск, что парниша выкинет его через пару секунд его монолога, был велик, но Карэк очень любил шампанское.
- Я понимаю. Кому-то не хватает на новые сапоги,  кивнул он в сторону двери, - а кому-то на самолет - загадочно, как ему показалось, мигнул глазами. – Поделись со мной мальчик, и я выведу тебя отсюда…не сейчас, правда, но, я обещаю.
Развернулся, намеренно становясь к  нему спиной, показывая, кто здесь хозяин положения, стаскивая с себя второй ботинок, балансируя на одной ноге.   Не давая много времени  осмыслить сказанное добавил, полуоборачиваясь:
- Только вот не надо, не надо мне сейчас этого: клянусь всеми святыми, я не брал! Святые может и поверят, на то они и безгрешны, доверчивы. А я нет. И те, - Карэк махнул в сторону двери снятым ботинком, - тоже. Поэтому мы сейчас с тобой скрепляем сделку, - он повернулся, отшвыривая ботинок в сторону и ища глазами, чем же скрепить стол удачно подвернувшееся богатство.
Взгляд остановился на лице парня, вспомнилось, что сделки с дьяволом скрепляются кровью. Карина скривил нос.
- Кровью ты уже скрепил, - подойдя, он бесцеремонно вытащил золоченую бутыль из руки парня. - Бутылочкой Арманьяка.
Выдохнул резко и шумно, затем прикладываясь к горлу и делая три больших жадных глотка. Глаза округлились и налились влагой, когда в глотке обожгло и дыхание спёрло. Карэк схватился ладонью за губы, пытаясь вдохнуть. Проморгался, икнул и на вдохе проблеял:
- Как страшно жиииить. Что  не день, то кошмар. Вот ты на мою бедную голову. Сейчас как крикну, "мальчики я нашёл короткого  в крови", что будешь делать?- он поднёс бутылку к носу и понюхал содержимое.  – Шутка. Раздевайся – это уже серьёзно. Будем тебя спасать.
Он снова икнул.
- И пошевеливайся у нас номер через двадцать минут. – Найдя крышку, Карэк поставил бутылку обратно, стянул с себя комбез. – Давай, давай, я же сказал, что выведу тебя отсюда, значит  выведу. Только прикид поменяем, эти шмотки не комильфо, уверяю тебя. По ним тебя и вычислят. Кстати, как зовут-то тебя, воробушек?

Отредактировано Карэк Кучера (12-12-2011 00:40:54)

+1

8

«Скока-скока? Пятнадцать штук?!», - Гайда растерянно уставился на бутылку, пытаясь понять, за что можно столько платить, когда оно в любом магазине за сотку приобресть можно. Взгляд остановился на цифре 1960. «Ё-моё… Так у нее уже срок годности давно вышел! Надо срочно допить».
В это время чудо в перьях напрочь отказалось воспользоваться его щедрым и мудрым предложением. На него словно озарение снизошло, и это сияние Гайде очень не понравилось.
«Дурила, я с тобой только пиз***ми могу поделиться», - Еж опять потянулся к бутылке, решив отхлебнуть напоследок, когда у него эту самую бутылку наглым образом выхватили. Он не без удовольствия проследил, как скукожило хозяина гримерки, когда тот щедро отхлебнул из горла старого поила, и почувствовал себя настоящим мужиком. Вот, мол, а я то и глазом не моргнул, знай наших. То, о чем сейчас трещал без умолку напомаженный теплоуш, даже как-то не особо раздражало. Не объяснишь ведь, что за то как раз его и гнали, что он денег не брал, но знал, кто руки на общак наложил. Правда дошло это  до него только сейчас, когда он сам сказал про Крася. Сказал, и тут же понял, что прав. За это самое видать, Славко Рыж выпал из окна своей хаты, забрызгав мозгами улицу. Тоже знал. Значит, пощады не будет, а на жмурика все грехи свалить можно.
«Верь – не верь, а все одно».
Алкоголь уже раскинул в пустом желудке свои теплые щупальца, нежно грея нутро.
«Чего буду делать? Убью»,  – подумал и сам себе не поверил, злость если и была, то не на того направлена. Да и не отличался он никогда жестокостью, разве что в драке, когда кураж захватит с головой, заволочет глаза красная пелена, так что и не помнишь потом особо, о чью морду кулаки стесал.
- За такие шутки в зубах бывают промежутки, - мрачно проинформировал он вертлявого. – И я не короткий, я Малой!
В кои-то веки возмутился, хотя терпеть не мог это прозвище. На районе-то все привыкли, что есть Большой Гайда да Маленький, рост как назло подкачал, и кликуха приклеилась насмерть, дерись – не дерись, а только так и звали. Сам Гайда уж давно привык и рукой махнул, мол, хоть горшком назови, только в печь не клади, и теперь даже взвился, что так переврали.
«Выведет он… Выведет и сдаст с потрохами, только вот терять то все равно нечего. Куда не кинь, всюду клин». 
- Меня не зовут, сам прихожу… - огрызнулся по-детски, но хозяином положения себя и правда не чувствовал, хотя много бы отдал, чтобы то самое чувство вернуть. Все как-то увереннее.
- Эт чего еще удумал? – набычился подозрительно. – Никуда я раздеваться не буду, - и сделал шаг назад и защитно скрестил руки на груди.

+1

9

«Малой. Тушите свет, разбегайтесь суслики. Дитё неразумное. Ах, вы все волчары позорные, на бедное дитятко!». Карина даже закатил глаза, чтобы выразить всю суть своих не озвученных мыслей. « Промежутки в зубах, господяяяяя. Куда ж тебя такого красивого звать-то. Вон, «фреска» вся в крови. Как покажешь такого в обществе?» От возмущения покусал губу.
- Никуда он раздеваться не будет, - со вздохом повторил, сказанное парнем. – Ты хоть и Малой, но на твой прикид даже корсет не натянешь.
Карина возмущённо пофыркал и, вертя задницей, в два шага преодолел расстояние до трюмо. Выцарапал наманикюреными пальцами пару влажных салфеток. Кинув взгляд в зеркало, поправил розовое перо в хвосте волос.
- Брюнетка, шатенка, блондинка? Выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей, то бишь, меня, - на каждое слово указательный палец упирался в крутящуюся стойку с разношёрстными париками.
Так и не дождавшись ответа, Карэк стянул белобрысый, представляющий собой ступенчатое каре чуть ниже плеч.
- Знаешь, иногда нужно поступиться своими принципами, воробушек, - окрестив один раз, он не собирался больше менять прилипшее и ложащаяся так комфортно на язык, - иначе, они тебе больше уже никогда не понадобятся.
Карэк развернулся и, неся в одной руке белоснежные салфетки, а в другой искусственный скальп, приблизился к упершемуся в стену Малому. « Ну, не дать не взять в прямом смысле слова. Даже ручки скрестил, ангел во плоти. Колобок, колобок, я тебя съем. Не ешь меня лиса. Я тебе песенку спою!»
- Ей богу, у тебя такой вид, как будто у меня в руках бензопила. Расслабься милый, - он чуть не добавил « и получи удовольствие» но вовремя прикусил язык. – Во-первых, сейчас не холоуин, поэтому мода на кровь, мозги по ушам, и торчащие осколками лобные кости, прошла.
Карэк протянул пару салфеток и жестом показал, как надо ими пользоваться, обведя по контуру своё лицо. Попав в стрессовую, тем более не столько для себя сколько для другого, ситуацию, он теперь не мог остановить словесного поноса. Видимо, всё-таки утром переел клубники.
- Так, - убедившись, что Малой всё делает правильно, продолжил он, - если хочешь, чтобы принципы и дальше имели для тебя, хотя бы какое-то значение, слушайся меня. По, хотя бы, одной той причине, что я мог  вякнуть в, раскрытую тобой несколько минут назад дверь, но не сделал этого, это раз и два, потому что я знаю, что делаю, а ты -  нет.
Карэк лучезарно улыбнулся, как ему показалось, даже ослепительно, так, что парень не много не мало, должен был прищуриться.
- Примерь, - он забрал салфетки и сунул Малому в руки парик,– перед там, где коротко, Бонд, Джеймс Бонд.
Усмехнулся он, разворачиваясь теперь к шкафу и, совершенно не смотря, следует ли указаниям припёртый обстоятельствами, плюс несусветной наглостью, внезапный визитёр. Который наверняка проклял уже не один раз тот момент, когда его ноги занесли именно в эту дверь.
Быстро набрав вешалок с нужными реквизитами, Карина швырнул их на диванчик. Ничуть не стесняясь, стянул последнее, что прикрывало его от совершенного обнажения, - сетчатые стринги. Тут же залезая в новые, цвета маслянистой нефти и ловко засовывая конечности во что-то невообразимо растягивающееся с множеством шнурков по бокам, что окончательно лёгши на тело, оказалось темно-фиолетовым комбезом. Розовое боа придушило образ, разлёгшись вокруг шеи.
- Блондинки любят красное, - возвестил Карэк, возвращая потерянное внимание объекту у стены.
Он потянул длинное узкое платье из вороха на диване.
- Здесь правда вырез до копчика, но он сзади, так что твоих кривых и волосатых не будет видно, воробушек, - он обернулся, прикидывая наметанным глазом, - на клешни придётся натянуть…
Карэк, не обращая внимание на обалделый вид паренька, дёрнул ящик комода и вытянул длинные бархатные перчатки в тон платью. Подхватив и то и другое, подошел, обозревая взлохмаченную копну,  белого, натянутую кое-как.
- Горе ты моё в тапочке, - сунув в руки платье и перчатки, прилизал подушечками пальцев парик, - десять сантиметров ты не потянешь, - вздохнул, - а у меня меньше нет, увы.
Переведя взгляд на обувь Малого, констатировал он. Вернув внимание к лицу, вдруг понял, что сейчас-то получит свою подпись кровушкой, молчаливо скрепляющей их договор.
Но «мистер случай» любит наглых. Да к тому же, Карэк обожал шампанское.

- Я уже с правой стороны осмотрел. Здесь ещё пара осталась! – раздалось за дверью.
И тут же глухой удар потряс не столь надёжный, для всего этого помещения щит.
- Заперто!
Карина вытянулся в струнку, забыл даже, как дышать.
- Я голос слышал, выбивай на х*й. Сказано всё осмотреть.
Он сглотнул, кинул быстрый взгляд на паренька, прикидывая, что засунуть под слишком низкий диван не получиться, даже в шкаф не влезет. « Язык мой враг мой!»
Тонкая дверь поддалась со второго удара, нет, она не слетела с петель,  просто сломался замок, и она со звонким стуком ударилась о противоположную стену. Удар произвёл эффект выстрела, нет даже не выстрела, а хлёсткого звука бича, от чего «конь-огонь» по-имени Карэк, почти встал на дыбы.
Недвусмысленно прижав своим телом Малого к стене, и рискуя накормить розовыми перьями, страстно застонал, облапывая не по-детски.
- Подыграй мне воробушек, - зашептал он в сторону, где скрывалось ухо паренька, - что  ж я один то отдуваюсь. Ведь сейчас разлепят наши бока, и прощай Оскар…
- Что вы себе позволяете! – тут же обернулся он в сторону остановившегося на пороге, кривя недовольную гримасу, и выпячивая нижнюю «вишнёвую» губу
- Фу, б**ть, пидоры. Ебутся в каждом углу!
Лысый детина, сплюнул сквозь зубы на пол. Вышел.
- Здесь пидоры. Малого нет, - констатировал он кому-то на том конце коридора. – Уходим?
- Не, Карась сказал, что он либо сюда шмыгнул, либо в кафешку напротив. Сказал, шерстить ещё.
- Во, б**ть, да меня уже блевать тянет от этих!
Шаги и голоса удалились.
По инерции пройдясь ещё вверх вниз по торсу и бёдрам подушечками пальцев, Карина выдал на выдохе:
- Фигурка у тебя что надо, воробушек, платье будет как раз в пору, - и отлепился, наконец,- балетки наденешь, у тебя какой размер копыт?
Пофыркивая на выбившиеся пряди волос, и понимая, что зарядился адреналином так, что из ушей прёт, Карек прошествовал к галошнице, по дороге прикрывая входную дверь.
- Переодевайся, у нас через десять минут выход, - он дёрнул за ручку полки, открывая стройные ряды туфель и сапожек на невообразимых каблуках. Ковырнул себе чёрные десятисантиметровые, Малому потянул розовые балетки на почти плоской подошве.
- Вижу, открывать рот молча, ты умеешь, а большего от тебя и не требуется, главное улыбайся, милый, - Карэк кинул парню розовое безобразие. – Боа оставь себе, оно в тон. Не стесняйся, я даже отвернусь.
И он привалился плечом к стене, ловко цепляя на ноги туфли, в которых не каждая девушка смогла бы ходить.

+1

10

«Что ж он никак не заткнется-то, а? Голова просто раскалывается от того, что он все время треплется, просто сил никаких нет», - Еж ловил себя на мысли, что как минимум половину из того, что говорил ему  вертлявый теплоуш он просто не понимал.
Гайда растерянно разглядывал приторно пахнущие мокрые тряпочки в своих руках.
«Нет бы умыться нормально дал, а то засохшая кровь всю физиономию перетянула. А, была не была,» -  и кривя морду, он начал неловко тереть  кожу, стараясь не расшевелить царапину на лбу заново. 
«Что правда, то правда, ни хрена я здесь не понимаю», - на ослепительную улыбку Карины он только трижды плюнул через левое плечо, выражая тем самым свое отношение к стриптизеру и сложившейся ситуации в целом. На сунутый в руки парик воззрился с почти священным ужасом и чуть было не отбросил в угол. Волосы на ощупь были словно живые, только жестче. Никогда не видевший парика изнутри, Еж заинтересовался его устройством. Все волосья оказались банально пристрочены к сеточной шапке, даже странно было, что снаружи этого совсем не видать. Ясен пень, на голове эта хреновина совершенно точно держаться не будет, и потому Гайда примерил блондинистый скальп, раздраженно зашипев, когда край париковой шапки больно царапнул по едва затянувшейся ранке. Слава ста восьми блаженным польским мученикам, момент переодевания Карины ускользнул от внимания Ежа, занятого борьбой с париком, а посему явление уже одетого во вторую фиолетовую кожу стриптизера оказалось для парня сродни цирковому фокусу. Вуаля!
«И когда он успел это все зашнуровать…», - думал Гайда, глядя на тело из под белесых прядей, падающих на глаза, словно смотришь на весь мир сквозь шуршашие материны шторы из бамбуковой соломки, что всегда висели у них в прихожей.
- Не потяну десять сантиметров чего? – обалдело переспросил Гайда, сжимая в руках красное платье. И тут картина, наконец, начала проясняться. Обладатель розового пера  и ста пятидесяти четырех шнурков по всему телу, судя по всему, вознамерился обрядить его в бабское тряпье!
«Сейчас я его задушу. Вот этой вот… Вот этим вот… Но сначала в морду дам!»
Кулаки с хрустом сжались, тяжелое многозначительное сопение заменило все слова благодарности спасителю, чайник на плите уже затих перед самой точкой начала кипения. Три. Два. Один!...
Роль свистка на закипевшем чайнике сыграл звук срываемой с петель двери.
Гайда рванулся было навстречу, но оказался прижат к стене вертлявым стриптизером. В рот напихались розовые перья, и пока он пытался выплюнуть их изо рта и отпихнуть от себя удивительно сильное тело, момент был упущен.
«Кто пидор? Я пидор?! Ты ща за пидора в натуре ответишь!» -  ломанулся было Гайда выяснять отношения, но в гримерке уже никого не было, а теплоуш, как ни в чем ни бывало, копался в очередном шкафу, не переставая трындеть. 
Черт. Они его даже не приметили. Просто вот так в двух шагах… Вот что крест-то животворящий делает (с).
Гайду охватила бесшабашная злая веселуха.
«Пидоры, значит. Я вам, с*ки, покажу пидоров…»
Быстро сдернул с себя футболку и джинсы, путаясь в подоле платья, кое-как натянул его на себя, потом, определив перед по вшитым уже туда поролоновым титькам, которые почему-то оказались сзади, долго извивался червем, пытаясь, не вылезая из платья, одеть его как надо.  Семейники чутка подсобрались где-то в районе таза, бедра - не бедра, а все лучше, чем ничего. Воинственно пыхтя, Гайда натянул на ноги мерзейше розовые атласные тапки с кокетливыми бантиками, посмотрел, разулся, снял черные носки с дыркой на пятке, и обулся снова. Маловаты, но еже ли че, вполне можно с ноги кому-нить врезать, а на каблуках и то, правда, шею сломать можно.
Взгляд мельком на себя в зеркало. Взлохмаченный парик скрывал озверевшее выражение лица, а лямка революционного платья норовила сползти с напряженного плеча. Красная хламида в обтяжку оказалась ему совсем не по росту, и посему еще сантиметров десять волочились по полу аля шлейф.
«Хоспидя, какая ж страшная из меня баба… Хорошо что мужиком родился, а то бы всю жизнь мучился», - Еж насуплено цапнул первую попавшуюся под руку помаду и, почти не глядя, намалевал себе нехилые  алые губищи.
- Ну, и долго тебя еще ждать? – сурово воззрился из под париковой челки на фиолетово-шнуровочную Карину, которая на своих каблуках стала выше его еще на полголовы. Куда они сейчас идут, чего ему надо там делать, его вообще мало волновало. Гайду обуяла жажда бестолкового действия ради самого действия, а остальное все было уже по боку. Спотыкаясь о подол, он гордо прошествовал к бару, грубо натягивая  перчатки выше локтя, вынул оттуда уже знакомую бутылку и еще пару раз щедро приложился.

+2

11

Карэк солгал, хотя он и демонстративно отвернулся, но всё же, краем глаза, чуть повернув голову, он наблюдал за судорожным нервным одеванием новоиспеченное звезды кабаре шоу. Грубые действия с нежными тканями привели Карину в нужную кондицию. Облизав губы, он пожалел, что не так тщательно успел  ознакомиться с телом свалившейся на него «проблемы».
«Ещё не вечер, Воробушек. Сколько там, под семейниками?». Воображение нарисовало вожделенный покрытый резьбой вен вздыбленный жезл, которым Карэк не прочь был бы заняться. Маленький рост обладателя сокровенной «волшебной палочки» ничуть не привёл его в смущение. Наоборот, по слухам, маленькие бывали самыми юркими и изобретательными в постели, брали не количеством, т.е размером, но качеством. Из лирического отступления вывел бравый голос новоиспечённой «звезды в красном». Карина даже вздрогнул. Дёрнув из запрятанных в перчатки рук дорогущую бутылку, он тоже приложился пару раз, выдыхая, а потом, закрывая рот ладонью.
- Рвёшься в бой, малышка? Правильно. Разнёсём к чертям эту дыру!- кинув бутылку на диван, он окинул придирчивым взглядом, стоящую перед ним без пяти минут приму. – Чем чуднее, тем моднее. – Вынес Карэк свой справедливый приговор.
Он поправил чёлку, разложил локоны по плечам, мазнул подушечкой большого пальца по алым губам «кровавой примы», поправляя макияж.
- Слушай сюда, Воробушек. Считай, что у тебя бенефис. На рожон не лезь. – Окинул он ещё раз Малого взглядом. – А то я прям, чувствую, как у тебя гормоны под платьем играют. Веди себя скромно, если не хочешь, чтобы твою девственность распечатали прямо в зале.
Это он загнул и загнул специально, чтобы немного остудить боевой настрой «малышки». От него требовалось не много, но Карина почему-то как-то заволновался, глядя на то, как лихо поддувает на лезшую в глаза чёлку безпятиминут коллега.
- Что бы ни случилось, со сцены ни ногой. Когда сделаю знак, тогда поползёшь за занавес. У микрофона стой ровно, можешь подпевать себе задницей, но рот не открывай, вернее открывать-то открывай, но рыбкой. Понял, красота моя ненаглядная?
Карэк цапнул за руку парня, потащил по коридору, звонко цокая копытцами, продолжая наставлять «приемника».
- Фанеру тебе включат. Касс, знаешь  такую? Она француженка. Красивый голос. Песня называется « Мадмуазель поёт блюз». Слышал? Тебе подойдёт. Ты ж мадмуазель ещё, не так ли? – хохотнул он, подталкивая парня в узкую арку, ведущую непосредственно к кулисам большого вип зала, не применув лапнуть «мадмуазель» за задницу.
- В общем так. Ты – якобы поёшь. Я – красиво танцую. Работаем в связке. Это значит – не отсвечивай и делай свою работу качественно. Здесь тебе не «стрелка». Всё должно быть красиво. Ничего не бойся. Мальчики, – он кивнул на нескольких крепких бугаёв мотающихся в стороне от закрытого занавеса, - если что, тебе помогут. Но я тебя умоляю, - Карэк развернул к себе лицом парня, - без самодеятельности. Стоишь – поёшь.
Он тепло воззрился на подопечного взглядом пришедшей с пастбища коровы.

- Карина! Сколько можно! Давай, уже оттянули на пять минут!
Толстый взлохмаченный субъект в атласном голубом костюме подкатился, откуда невозмись.
- Это кто? – ткнул он пальцем непосредственно в сторону Малого.
Карэк тут же отлепился от объекта своего попечения, и, вставая между «красавицей в красном» и толстопузом в голубом елейно улыбнулся.
- Пан Свилой, у меня для вас сюрпри-и-и-из. Ещё две минуты, и вы не пожалеете. Идите в зал. Все в зал, в зал!- замахал манерно руками Карина.
Подозвав одного из «мальчиков, которые если что - помогут», и дав тому указания, Карэк обернулся к парню.
- Ну, Воробушек, сегодня зажжётся твоя счастливая звезда, не меньше!

Зычный голос, донёсшийся из-за пока закрытого занавеса, возвестил, как приговор:
- Вельможные паны, разрешите представить вам премьеру номера « Мадмуазель поёт блюз!» Встречайте. Прима нашего клуба обворожительная Ка-а-а-а-а-арина!
Выводил он это громко и нараспев, как делают заправские ведущие боёв без правил. Да, это только так, со стороны сидящих за столиками жизнь ванильных мальчиков производила впечатление выигранной путёвки в Эдем. На самом деле это и были «бои без правил». Без антрактов, контрактов и страховок. Кто успел – тот и съел. И радуйся, что сегодня тебе не пронесло и не вывернуло так, что за клыками мелькнул узким кругом света задний проход.
Гудящее марево по ту сторону занавеса, которое несколько минут тому  назад создавало глухой шелестящее гулкий фон, взорвалось аплодисментами. Карэк сверкнул улыбкой, переступил с ноги на ногу, вильнув бёдрами, поддев Малого. Меж тем голос за занавесом закончил объявление:
- И дебютантка, сегодня впервые на  этой сцене – Во-о-о-о-оробушек!
Аплодисменты поутихли.
- Иди, давай, мадмуазель. – Карэк подтолкнул парня туда на сцену, как раз тогда, когда занавес начал медленно открываться, а конферансье, скользнул в сторону.
Стойка с микрофоном одиноко вспыхнула в лучах поймавшего его прожектора, словно указывая Малому его место. Свет в зале притушился, и густая атмосфера взглядов поплыла огромной волной  оттуда, чуть снизу, где были чинно расставлены столики и сидели на своих кошельках разномастные фигуры. Прозвучали редкие разрозненные аплодисменты, откуда-то сверху потекла музыка:

http://www.playcast.ru/uploads/pl/2012/1/4/pl_1724032.not.png

+1

12

Висит на сцене в первом акте
Бензопила, ведро и ёж.
Заинтригован Станиславский,
Боится выйти в туалет. (с)

На каблуках «балерина» стала еще выше Гайды, и теперь ему приходилось задирать голову, чтобы слышать ценные указания. Оно, конечно, и не обязательно, но упираться взглядом в обтянутую фиолетовой псевдокожей грудь было менее интересно. Еж хмелел стремительно и бесповоротно. 
- Ты мне завидуешь, - пьяно качнувшись, Гайда забросил свободный хвост розового боа себе за плечо с таким рвением, что чуть не удавился. Прежде чем его вытащили из гримерки, он успел окинуть взглядом свое отражение в зеркале и нашел себя намного более привлекательным. Воистину, не бывает некрасивых женщин. Арманьяк 1960 года сделал свое черное дело. Гайде стало хорошо, а окружающие даже не подозревали, чем это им грозит, иначе бы не дали ему ни капли алкоголя. Блаженный неведающие…
«Карина» неслась по коридору, волоча за его собой, продолжая трынтеть. Еж не успевал вслушиваться, путался в подоле красного платья, пару раз наступил на него и чуть не кувыркнулся вперед, по ходу сбил какую-то девку… Хотя в половой принадлежности последней он сильно сомневался.
- По хранцузски я не очень, - сосредоточенно сдувая чулку вверх, пытался объяснить Гайда. – Давай я им Мурку спою, а? – Но его никто не слушал. Это было немного обидно.
Пока Кара-Карина лебезила перед толстопузом в голубом, что-то вереща и махая руками, Еж заметил пару размалеванных псевдодевиц рядом со сценой, которые рассматривали его с явно презрительной ухмылкой и о чем-то перешептывались. Гайда насупился.
- Сама дурра! – выпалил он и показал девицам фак. Об ответной реакции он узнать не успел, ибо в этот самый момент его безжалостно вытолкнули на сцену.
Ослепленный светом софитов, Гайда нетвердо вцепился в стойку с микрофоном и, прищурившись,  обвел взглядом погруженный в полутьму зал.
«Ни хрена не видать», - вздохнула новоиспеченная певица. Где-то там внизу поблескивали красноватыми огоньками свечи на столах, слышался слабый рокот голосов под аккомпанемент звона бокалов, сизое марево сигаретного дыма окутывало помещение зыбким туманом.
А потом заиграла музыка и все исчезло. Потому что Еж эту песню знал. С затертого, еще кассетного сборника, что так любил отец. Так давно, что это уже казалось просто сном. Хорошим сном. Когда на нагретой вечерними лучами солнца кухне, где и развернуться-то негде, подвыпивший в честь праздника отец подхватывает мать под руки и танцует, покачиваясь из стороны в сторону. Мама смеется и отбивается от отца полотенцем. Еж даже слова помнил и без всякого зазрения совести подпевал Каас в предусмотрительно отключенный микрофон, улыбаясь и удерживая равновесие с помощью микрофонной стойки.
Суровая реальность напомнила о себе лысым обрюзгшим мужиком, который мотылялся у самой сцены,  что-то нетрезво бухтел и тянул к Ежу свои потные лапы со смятыми купюрами. Гайда практически не глядя, припечатал руку лысого ногой к сцене и в этот момент пожалел, что обут в нежнейшие балетки, а не рабочие «гады», ну, или на худой конец, хотя бы туфли на каблуке. Видимо, данное действие было воспринято как поощрение, и лысый облизал Ежа липким взглядом.
- О-о-о… Чертовка! - восхищенно забулькал мужик, шаловливая ручонка подцепила подол красного платья и потащил желанную добычу на себя. Гайда, в свою очередь, вцепился в платье и потянул в обратную сторону. Перенеся вес  тела на левую ногу, он примерился и влепил правой лысому прямо в лоб. И влепил-то, вроде не сильно, а мужика отбросило назад прямо на противоположный столик, который не выдержал подобного обращения в буквальном смысле этого слова.

+1

13

Карэк по достоинству оценил действие Арманьяка. Это было сейчас именно то, что нужно. Уж очень не хотелось забрасывать «преемницу» к микрофону на руках, мотающихся за кулисами крепких мальчиков. А ведь, на худой конец, такая мысля, была. Нет, Карина не опасался, что в этом случае «воробьишка» расчирикается так, что  переворошит весь клуб. Сцена действовала на людей, трезвых людей, оглушающе. Единицы, попадая на неё, чувствовали себя там в своей тарелке. Поэтому даже прибегни он к помощи мальчиков, это не испортило бы картину, а присмиревшей под лучами софитов «мадмуазель», как не крути, не куда было бежать. Поэтому Карэк очень даже оценил вальяжное перемещение «его горя в красном» к непосредственно своему рабочему месту. А когда «мадмуазель» кажется, запел, чуть не прослезился.
- Такие кадры пропадают в тьме таракане пражских улиц, - выдохнул он, вытаскивая розовое перо из хвоста волос и вставляя за ухо  одному из качков охраны.- Я тебя прошу, нет, славный мой, я тебя умоляю. Глаз не своди с этой «милочки», пока я буду работать.
Прикинув, сколько он срубит с облачённого в красное паренька, если всё дело выгорит, Карэк, без помощи калькулятора, произвёл вычет процентов. Лучезарно улыбнулся и пообещал, вильнув бёдрами, направляясь с первыми звуками голоса Касс на сцену:
- Недельное жалование с меня, если с певцом ничего нехорошего не случиться. Ты меня знаешь, Карина слов на ветер ни-ни…
Даже не посмотрев на утвердительный кивок охранника, прима вступил на стезю свою. Тут же несколько прожекторов покинули подпевающую вторым голосом фанере Касс «малышку в красном» и ринулись, словно голодные псы на стриптизёра, ослепляя. В зале раздались аплодисменты. Карина лучезарно улыбнулся, обводя зал взглядом из-под полуприкрытых, предусмотрительно, век. Рассчитанное до автоматизма движение вперёд, к стоящему неподалёку от Малого стулу с высокой спинкой. Карэк мог пройти его и с закрытыми глазами, он знал, что попадёт безошибочно на нужное место в ту долю музыке, в которую и должен был.
Танцы. Для него это слово и слово жизнь имени почти равносильное значение. Он умел и делал. Не просто делал, а делал это с любовью, выкладываясь по-полной. Не было ещё не одного номера, где бы Карэк повторился от начала до конца. Каждый выход имел свой «скелет», на который Карина накручивал живую настроенчискую импровизацию. Возможно за счет этого, а не за счёт, слухов о крутом «Бусике» купившем своему «Пусику» место примы, так вдруг внезапно освободившееся, вследствие неудачного падения с лестницы бывшей примы, только недавно подружившейся с тихим и скромным юношей, взявшего себе  при переходе в этот клуб псевдоним Карина.
В общем, земля слухами полнится, но это никогда не мешало Карэку наслаждаться теперешним своим положением.
Музыка вплеталась в тягучие движения, или это они следовали мелодии, сейчас, когда прима начал танцевать, не имело значение. Они были единым целым. Гибкое стройное тело обошло вокруг стула, повернулось спиной к залу. В свете софитов тёмно-фиолетовый латекс, маслянисто поблёскивал, раскрывая все изгибы его фигуры. Карэк потянулся вверх, прогибаясь, покачивая бёдрами в такт мелодии и голосу француженки. Запрокинул голову, заставляя пряди чёрных волос змеями заскользить по пояснице. Прогибаясь ещё сильнее, прошёл волной, нагибаясь и выставляя крепкие округлые ягодицы под свет. Упёршись ладонями в сидение стула, легко  пружинисто оттолкнулся вверх, поднимая себя на руках. Зубами зацепил край шнурка, проходящего по правой руке от запястья до ключицы. Потянул, заставляя плавно выскальзывать. И края латекса, ничем более не сдерживаемые в этом месте, разъезжаться в стороны, собираясь в тонкую небольшую тряпочку, такую, как случается со стенками лопнувшего шарика. Прогнувшись, снова оказался на ногах, и теперь уже поддел другой шнурок пальцами, вытягивая из рукава. Ладони огладили всё ещё облитый латексом торс. Перетекли на бёдра, оттуда легко порхнули на спинку стула. Перевернув стул и  сев на край, словно оседлав животное, Карэк продолжал двигаться. Поочерёдно укладывая ноги на спинку, и прогибаясь, подцепил шнуровку на ногах, распуская её и освобождая от  ткани. Когда зазвучала труба, Карина порывисто поднялся и дёрнул за облепляющий остаток латекса, оставаясь в стрингах и высоких сапогах на шнуровке с десятисантиметровой платформой. Выписывая бёдрами восьмерку, краем глаза он заметил инцидент, происходящий у стойки микрофона. Захотелось звездануть «преемницу» по пятой точке. Но завидев, что к потерпевшему от «мадмуазели» и проломившему собой, слава богам не занятый, хоть и зарезервированный столик, тут, же подскочил осчастливленный обещаниями недельной выручки охранник, Карэк успокоился. И зря. Тут то и настигла его вторая часть марлезонского балета.

Вертя бёдрами, Карина двинулся по самому краю сцены, когда между столиками первого ряда показались, две знакомый и не только ему, фигуры.
- Глянь, глянь, так это ж, под белым в красном, зенки Малого! – не веря своим глазам, выдал лысый детина, и схватил напарника за плечо. – Я давно говорил Карасю петушок он и есть петушок!
Второй, открыв рот, уставился на «мадмуазель» провожающую взглядом ретивого поклонника.
- Вот и отдаст Карасю с процентами натурой! – хохотнул приятель. – Чего уставился?! Тащи его с этого подиюма к едрене фене. Хватит, допоёт у Карася и даже дотанцует.
Двое двинулись к сцене.
- Эй, эй, всё визиты после! – попытался остановить их охранник, почти вовремя вернувшийся к своим обязанностям.
- Займись – сквозь зубы процедил лысый, кивнув напарнику на мужчину. – Слезай Малой, - обратился он к «мадмуазель».
Прикинув, что отсюда не дотянется, до предусмотрительно отступившего от края после такого рьяного проявления желаний зрителя, парня, лысый, поискав глазами лесенку, ведущую наверх, а рукой, что-то подозрительное за полой полурасстёгнутой куртки,  вцепился в край, доходивший ему почти до ключиц.
- Слезай, не надо  невинных жертв, докукарекаешь у Карася, - просьба, произнесённая елейным голосом, была красноречиво подкреплена сверкнувшим в свете софита, кусочком дула, показанного из расстегнутой куртки.
Треск второго рухнувшего стола отвлёк всех. Зал, видимо, наконец, поняв, что  это не запланированное шоу, взорвался возмущёнными возгласами. Сразу вместе с этим на сцену выскочил пан в голубом. А из-за кулис повысыпала остальная охрана, часть которой ринулась в потасовку, образовавшуюся у второго почившего столика.
- Мать моя японочка, что ж ты меня Шварценеггером не родила!
Ловко расшнуровав сапог, во время пламенного монолога лысого «приятеля», всё ещё пытавшегося что-то мурлыкать в микрофон «горя в красном», и подхватив обувку, Карэк со всей мочи размахнулся, и со всей дури съездил, не ожидавшему такой прыти, а главное наглости,  детине по морде.
– Отвали, моя черешня!
Толстая платформа десятисантиметровым и пятисот граммовым каблучиной угодила ровно во вспотевший висок мужика, от чего он как-то совсем по-поросячьи хрюкнул и отвалил, рухнув на пол, по настойчивой прозвучавшей просьбе работника шеста.
Стой он немного не в пол оборота к Карине, а так, чтобы сумасшедший и раздосадованный, сорванным номером, стриптизёр заметил заветный металлический, самый веский для переговоров аргумент, никогда бы лысому не познать, как хорош  ближнем бою девайс от кутюр. Но, увы и ах. Фортуна всё ещё любила взбалмошную Карину.
-Ноги в руки и ходу, «мадмуазель»!- Карэк схватил за руку Малого и поволок куда-то за кулисы, по дороге выхватив сотовый у разодетого в перья чудилы.
- Завтра верну!- Бросил он ошалевшему мальчику.
И потащил «неудавшуюся преемницу» вниз по лестнице, в полутёмный узкий коридор, похожий на катакомбы, или туннель метрополитена.
– Запутаешься в подоле, добью сапогом, видал, безотказное средство!
Хромая, в одном сапоге, и от этого ещё больше виляя задницей. По инерции таща второй, зажатым подмышкой, Карина натыкивал кнопки на позаимствованном телефоне. Зябко ёжась плечами, он шёл к одной ему известной заветной цели.
- Не выёбывался бы, всё прошло б на ура. Говорил я тебе, не отсвечивай, детка. Твоё дело маленькое, нет, устроил мне кордебалет…- ворчал он, чуть подпрыгивая.
- Бусик? Это твой ненаглядный Пусик. Ага,…- не сбавляя хода, начал он изливания в мобильную трубу. – У Пусика проблемка. Нет, с капиталом всё в прядке. Нет, нет. Нет, Пусик не напился. Нет, Пусик не в полиции, Пусик в заднице. В полной заднице! Не могу я объяснить сейчас! Да, Бусенька пришли Рошеля. Нет, не в гримёрке. Пусть он паркуется у мусорных баков соседней забегаловки. Да, спасибо. Да. Целую и туда тоже. Да, Пусик всё обязательно объяснит Бусику. – Карэк нажал на отбой. Сунул Малому в руки мобилу,- потом, если выживет, - закончил он уже в никуда.
Дёрнув за ручку почти неприметной двери, Карина толкнул «свою мадмуазель» в помещение полное переплетённых труб.
- Ждать у моря погоды будем здесь. За нами приедут минут через десять - пятнадцать. Поэтому, «воробушек ты мой», у тебя есть пять-семь минут объяснить мне популярно, сколько ты реально захапал и какой процент от этого мой. Не скупись, фортуна не любит жадных.
Карина перехватил снятый сапог и присел на трубу, чтобы, наконец, обуться.
- Япона мать, дед с бабкой и все родственники до пятого колена, - подскочив, тут же взвизгнул он.- Добавь пять процентов за обожженную задницу, потирая пятую точку, уселся в этот раз прямо на пол, засовывая ногу в безотказное, как выяснилось, оружие стриптизёров. – Поможешь зашнуроваться, а то мне в одних стрингах надует. – Пробубнил Карэк, выставляя ногу вверх и в сторону обалдевшего и, кажется, почти протрезвевшего паренька.

Отредактировано Кaрэк Кучepа (13-02-2012 02:57:31)

+1

14

Признание собственной неотразимости в глазах публики требовало опровержения, уточнения и как минимум рукоприкладства. Поэтому Гайда с видом оскорбленно-нетрезвой примы поправил сползшую на сторону грудь и приготовился отражать очередное нападение, но в дело вмешался охранник. Еж обиделся. Что он, не мужик что ли, сам разберется! А тут и братва нарисовалась. Лысый что-то ему втирал, глядя ласково снизу вверх, но из-за музыка и шума Гайда не мог толком разобраться, что от него требуется, поэтому он склонился ниже, цепляясь за стойку микрофона.
- Я тя не слышу, - орал он со сцены. - Иди сюда, невинная жертва, сейчас выясним, кто тут у нас кукарекать будет!
Микрофон! Точно! Вот тогда все будет слышно. Гайда начал остервенело выцарапывать его из гнезда крепления, а потом плюнул и хряснул им по лысой башке. Мимо просвистел фиолетовый сапог. Еж воспринял это явление как сигнал к началу потасовки и собрался уже радостно занырнуть в самую гущу кипешившегося у сцены народа , как его бесцеремонно отволокло в сторону и куда-то потащило. Он отбивался, рвался назад, чуть не переломал себе ноги на лестнице, стянул с головы ненавистный парик, из-за которого не видел ни зги и только тогда огляделся.
Место, где они сейчас находились, напоминало котельную. Куча труб, тусклые лампы, горевшие через одну, низкий потолок и уходящий куда-то во тьму коридор. Здесь было тепло, сумрачно, пахло затхлой влажностью и металлом. Часть вентилей была заржавлена настолько, что к ним и прикасаться было страшно. В перевернутую оранжевую каску изредка плюхалась капля мутной воды.
Стремительная смена декораций порядком утомила Ежа, но выбирать не приходилось. Только что была холодная ночь, потом безумие тряпок и перьев, ослепительная сцена, и вот теперь он словно оказался именно там, где ему и место. Если он выглядел чужим, отражаясь в зеркалах гримерки, то теперь роль инородного тела принадлежала стриптизеру. Гайда покосился на гладко - вылизанное голое тело «Пусика», повертел в руках отданный ему сотовый, с искренним сожалением осознавая, что трезвеет.
- Куда надует?– пытаясь понять, сколько японской крови в ругающемся на полу стриптизере. - А сапоги брось, еще понадобятся. – С этими словами он стянул с себя балетки и отдал парню. – На, обувайся.
Что рассказывать своему псевдоспасителю, Еж не знал. Правду? Не поверит. А если поверит, так еще и сдаст. Врать? А смысл… Пока думал, он успел осмотреть помещение и нашел порванную местами телогрейку и резиновые ярко-желтые сапоги сорок пятого размера. С мужицкой аккуратностью расправил телагу на трубах и уселся сверху. Хотелось курить.
- До хрена я захапал, - усмехнулся он криво. – Все твое.
Умирать не хотелось. Дело даже не в том, что умирать не хотелось в принципе, не хотелось умирать именно в этих тряпках. Позорище ведь какое, стыда не оберешься. Гайда закрыл глаза и с удивительной ясностью увидел себя лежащим в гробу вот в этом самом платье, со сложенными на поролоновой груди руками и в парике.
«Тьфу!»
Страстно хотелось переодеться, но в семейных трусах, сапогах и телаге он выглядел бы еще нелепее, чем сейчас. Впрочем, хуже уже не будет. Еж повозился и стянул платье через голову, расправил и положил на трубы.
- Садись уже, - кивнул он Карине и начал стягивать перчатки. Розовое боа потерялось где-то в коридоре. - А кто такая эта твоя Рошель? – поинтересовался Гайда. Алкогольный кураж схлынул, оставив после себя усталость и равнодушие.

Отредактировано Ежи Гайда (06-03-2012 20:29:20)

+1

15

Обещанию отдать всё, Карэк, естественно, не поверил. Знал, чего не пообещаешь за возможность избежать смерти. Сам отдал бы всё за свою тонкую шкурку. Кивнул, стягивая второй сапог и надевая балетки. Сапоги сложил аккуратно, поставив сбоку. Не хотелось расставаться с оружием стриптизёров.
- Так уж и всё? – хитро щурясь, переспросил он, внимательно наблюдая за обследованием территории и хозяйским распоряжением найденным.
Поднявшись с пола, примостился на красном, предварительно, наученный горьким опытом, потрогав место сидения рукой.
- Рошель, - Карина улыбнулся, - Рошель, можно сказать, прима балерина, с которой всякий станцевать был бы не против.
Стриптизёр возвёл взгляд к потолку, побегал им по паутине труб, вспоминая крепкое рельефное тело телохранителя Бусика.
- Увы и ах, воробушек, губы лучше не раскатывай. Он танцует только соло, а мы на подпевках.
Карэк вспомнил, как Бусь рассказывал о том, как Рошель тащил его через буран двое суток на горбу. И как пулю схлопотал за него, когда в самом начале бизнес делили. Смешно они выглядели вместе. Здоровый, под два метра, Рошель и коротконожка толстопузик Бусь. Словно Шварценеггер и Денни де Вито. Как в той рекламе: « Мы такие разные, но всё-таки, мы вместе». Не понимал он почему? Нет, твёрдо знал, где-то на подсознательном уровне чувствовал, что не за деньги. Шакалов, что подъедались рядом с сильными мира сего, Карина выделял быстро, может потому что сам был таким. Рыбак рыбака, как говорится. Рошель таким не был. Было между Бусиком и этим «горой» что-то большее. Нет, не секс. Не любовь. Карэк в первое время пытался нарыть с помощью своих связей, но Рош быстро наступил ему на хвост. Да так, что стриптизёр не только стал опасаться, но и зауважал.
- Был бы у меня такой Рошель, я б может первым мужиком бы стал, который родил.
Взгляд Карины вернулся с «седьмого неба» и упёрся в Малого. И здесь контраст был очевиден. Стриптизёр скривил нос.
- Мобилу отдай. Как Рошель приедет, так отзвонится и мы ему навстречу пойдём.
Получив мобильник, Карэк замолчал. Задумался, покручивая тонкий аппарат в руках. Как взять с этого свалившегося на него горя свои проценты? Почему то сейчас, когда стрессовая ситуация почти была позади, очень смутно верилось, что у сидящего рядом за душой есть хоть что-то. Впервые закралась мысль сдать « воробьишку» на «шашлык». Стриптизер, снова молча, окинул фигуру пацана, сидящего рядом, словно прикидывая, откуда потребовать себе кусочек. Зачем он вообще ввязался в это всё? В какие-то уличные разборки, мелких сошек криминального мира. Ой, как будет недоволен Бусик. Как же он будет недоволен, скажи Карина правду, что бес, то есть,  жадность попутала. Будет бухтеть пол ночи, о том, что ему всё мало, что он неблагодарная скотина, и т.д. и т.п. вместо того чтобы заниматься делом. « Может бросить его здесь? Просто встать и уйти. Пусть сам выбирается. Ну, какой, какой с него куш? С паршивой овцы, хоть шерсти клок»?
- Слышь, воробушек, ведь если ты мне сейчас здесь итальянский ресторан устроил, фигурно развешивая пасту «Де ла бела» на мои прекрасные уши, Бусик мой тебя из-под земли достанет, и заставит оплатить счета за ужин. Так что тебе лучше сейчас подумать, сейчас, пока у нас есть время договориться.
Карэк даже умудрился положить ногу на ногу, изящно упираясь розовой балеткой в грязный бетонный пол. Тепло от трубы комфортно согревало задницу. Время на «сказки» ещё было.

+1

16

«Прима-балерина значит», - Еж растерянно потер короткостриженую башку. В сознании возник образ томной еврейки с волоокими влажными очами и изящно-горбатым носом, который сменился слоноподобной фигурой буфетчицы Эсфирь Натановны, которою он страшно боялся в школе. Дама была выдающаяся и неохватная во всех смыслах, драла за уши люто и ругалась матом похлеще пропитых грузчиков, поминутно поминая Бога и семь казней египетских. Кстати, содержание самих казней так и не было раскрыто и от этого было только страшнее.
Потом выяснилось, что Рошель это все-таки не она, а он (все у этих пидорасов не по-людски), но тоже танцует. Видимо, приедет отдуваться за порушенный номер. Это тоже верно, люди, поди, деньги заплатили, а тут им со сцены вон чего выдают.
Дальнейшие откровения о возможном и неестественном с точки зрения биологии размножении заставили Ежа усмехнуться. Вспомнился детский анекдот, про мужика с большим пузом, который ждал автобус. «Когда родишь, прокатишь?»
Странный он был, этот теплоуш. Вроде говорит по-чешски, а иной раз не понять ничего. Одно ясно, ему снова угрожают. Блять. Что ж за день-то такой? Опять он кому-то должен, да еще платить за несуществующий ужин.
- Я еще, между прочим, не жрамши со… - да, вот так если подумать, то со вчерашнего дня. Стоило об этом подумать, и в животе поднялся голодный бунт, так что на весь подвал было слышно. Еж поморщился, постучал себя кулаком по животу, чтоб, значит, заткнулись там все, огляделся, но ничего съедобного вокруг не обнаружил. Тогда поднялся с трубы, взял перевернутую каску и шумно нахлебался оттуда мутной воды. Затем  утерся рукой и задумчиво посмотрел на теплоуша.
- Ты мне тут понты не кидай, я тебя ни о чем не просил. Тебе еще в том будуаре было сказано – у*бывай…
«Трындит, дура, и ведь мысли нет, что я его сейчас вот здесь обломком кирпича пришибу и пойду дальше выбираться. Может через те же подвалы. По старой-то части кое-где можно выбраться в подпол другого дома, а то и до канализации. А если нельзя, то кто знает, может и здесь отсижусь…»
Вертлявый по мобиле ведь так и не сказал, где их искать. И была во всем этом кровожадном плане только одна проблема. Не мог Гайда убить. То есть может и мог, в драке там, когда глаза кровь застит, но не здесь и не сейчас. Вот брат мог. Он вообще все мог, и Ежу в голову никогда не приходило осуждать старшего или размышлять правильно ли тот поступил.
Поэтому он поставил каску на место и сел обратно на телагу, чувствуя, что устал, как собака.
- Как брата замели, так черти что началось. Оно, может и понятно, заново районом кто-то править должен, ясен бицепс, - Еж помолчал, перебирая в памяти события прошлых дней. – Грызня пошла из-за общака, типа накрыли его. Крась или кто-то из его кодлы, - он мотнул головой куда-то в сторону гипотетического расположения сцены и Лысого с подручным.
- Я про то знаю, вот и все дела.
Получилось как-то уж очень кратко, но Еж и не был никогда мостак лясы точить.
«На, получай. Все что имел, тем и поделился», - усмехнулся Гайда. Только вот счастья оно явно не принесет, ибо, как говаривал старый грек, что торговал на углу улицы папиросами: «Много мудрости – много печали». И почему вспомнилось, не понятно. Но печально как-то было, это да.
И все же, если по совести, то вертлявый ему вроде как и правда пытался помочь. А неблагодарной сволочью Еж не был.
- Если выберемся, так я в долгу не останусь, - сказал и сурово насупился. – Подсобить или разобраться с кем… - осекся. Да, разобрался уже. – Ну, или деньгами. Я заработаю.

+1


Вы здесь » Прага » Мифы » Гори, гори, моя звезда...