Предыстория событий

-Начало игры-

Утреннее солнце лениво продиралось сквозь плотные грязно-серые, как городской асфальт, облака, редкими лучами то выхватывая из пасмурной пелены краснолистные верхушки кленов, то обманчиво расцвечивая изумрудом жухлую, полинявшую от осенних холодов траву. Город просыпался, наполняя жизнью артерии дорог и пешеходных улиц, моргая глазами светофоров и распеваясь звонками трамваев и смешанным гулом людских голосов и автомобильных шин. Можно было легко представить, как распахивают двери кафе и магазинчики, готовясь к наплыву хоть и поредевшей по сравнению с летом, но все же достаточной для получения жирной прибыли туристской толпы; как представительный в своей рабочей униформе официант озабоченно рассматривает хмурое небо, а после, скрывшись на несколько минут в теплом, наполненном ароматом свежего кофе, нутре заведения, выносит на улицу кожаные папки меню, расставляет стулья и сверкающие стерильной чистотой  пепельницы и застывает у дверей, приветливо улыбаясь прохожим...
Кто-то спешил в учебное заведение, кто-то на работу, а Тадеуш шел на разборки. Неспеша так шел, зевая во весь масштаб челюсти и поглядывая по сторонам – нет, не любуясь красотами урбанистического пейзажа, а выискивая бутылки и алюминиевые банки из-под разнообразных напитков. Как-то отвлекся и представшая перед глазами картина захватила неожиданностью, пробуждая в душе останки погибшего и так и нереализованного таланта художника: достойная фильма о постапокалипсисе старая спортивная площадка, окруженная редкой порослью рахитичных кустов и расположенными чуть поодаль многоквартирниками; с ее мелкой серой гравийкой, израненными ржавчиной воротами с порванной сеткой, лохмотьями гигантской паутины телепающейся на утреннем прохладном ветерке; с обшарпанными, исписанными похабщиной скамейками трибун, кое-где топорщащимися пустыми провалами с остовами железных опор, похожими на гнилозубую пасть притаившегося в засаде зверя-мутанта; игриво цепляющийся за ноги ослабленными щупальцами сыроватый туман – мужчина даже застыл, впитывая глазами мистический образ некогда привычного и знакомого места.  Моргнул – и разочарованно выдохнул, вернувшись в реальность, погребающую недавний всплеск творческого вдохновения под будничными заботами.
Но вернемся немного назад и выясним, как же Леший оказался здесь, в незабвенном Жижкове, да еще и на цыганских разборках? После происшествия на квартире Радека, прошатавшись весь день по улицам, перед бродягой встала насущная проблема – где перекантоваться ночь? На свою хату идти не хотелось, там наверняка или уже побывали стражи порядка, предупредив всех соседей (а те и рады будут стараться, давно им глаза мозолит) или скоро заявятся, а прочие варианты, посетившие лохматую башку, тоже известны полиции, знающей Тадеуша как облупленного. Голова пухла от проблем, немного разгрузила разведанная через сарафанное радио новость о том, что Радек все же выжил и, если святые не будут ломаться, пойдет на поправку. Через знакомых знакомых знакомых удалось найти временное место ночлега у некоего Альфонса, чернявого и ушлого, как все цыгане, запросившего за услугу оторванное от сердца приглашение на дегустацию вин и коньяков. Заснул, уже смирившись с потерей, а утром ситуация кардинально изменилась, моргая и тупя спросонья, Тадек пытался вникнуть в захлебывающийся азартом рассказ хозяина дома и, так и не вникнув, сдуру дал согласие – а вот на что, доходило только сейчас и то с трудом. В общем, вытащенная натужно скрипящей лебедкой памяти, картина вырисовывалась такая:  в Жижкове временно расположился табор пришлых, то ли из Черногории, то ли Молдавии – хрен их поймешь, кочующих. Молодежь, как водится, загудела, а когда проспались, выяснилось, что одна деваха из пришлых, грудастая телочка лет пятнадцати, сдернула с парнем из местных, затерявшись в городских лабиринтах и опозорив безутешную родню, театрально воющую на публику уже третий день. Все бы ничего, не она первая, не она последняя, но девчонка оказалась дочкой предводителя клана и дикий отец – нет, чтобы решить дело полюбовно, откупом, возжаждал вендетты с показательной расправой над провинившимся или, по традиции, при отсутствии виновника – над его младшей сестрой, с чем уже, в свою очередь, были не согласны ни родители жертвы, ни ее жених.

*продолжение следует*

Пан Врожек... Могучий, как валун, с грубыми, словно вытесанными втером и хлесткими дождевыми струями чертами лица, заросший густой седой порослью, как мхом и вечный, как сам мир. Сколько лет цыганскому барону точно не знал никто – то ли восемьдесят, то ли все сто, но старик он был крепкий, мог согнуть не только любого молодого мужика, но и железный прут и даже не вспотеть. Поговаривали, что чуть не половина цыганской диаспоры является его отпрысками и еще невесть сколько бродит по просторам страны, но многие считали это просто легендой, призванной подкрепить крутость главы клана. Хотя, глава был настолько вросшим в город, время и свой народ, что не нуждался ни в каких дешевых сказках, но надо же людям восполнять недостаток информации? Вот и рождались слухи, легенды и мифы, один другого красочнее: то он был в войну партизаном, то наоборот; то являлся монополистом подпольного рынка оружия; то он состоял в Сенате, а то вообще баллотировался в президенты – Тадек был несравнимо далек от политики и истории, но факт был фактом – цыган официальные власти не трогали, за исключением отступников, тех, кто добровольно покидал клан, с остальными все решалось внутри общины. Но сейчас, под прицелом этих пристальных, обманчиво притушенных усталым безразличием, темных глаз, ему живо вспомнился один случай.
****
Это произошло тогда, когда Тадеуш был еще желторотым юнцом, не до конца потерянным для общества, периодически встающим на путь исправления и вновь скатывающимся в безбашенную гульбу и разудалую криминальную романтику. Случилось ему завалиться с компанией приятелей на квартиру одного из цыган: реки дешевого самогона (естественно, только для уже упитых в хлам «несвоих»), нехитрая закуска и первые немецкие порнушки по редкому в то время видаку. Квартира была большая и толпа бурлила, плавно перетекая из помещения в помещение, так что парень быстро потерял не только приятелей, но и, благодаря убойному количеству выпитого, связь с реальностью, вырубившись на кухне – и не факт, что не мордой в салате.
В глаз резко долбился яркий свет фонаря сквозь оконные стекла (странно – он мог бы поклясться, что никаких фонарей рядом с домом и впомине не было!), а по загривку шарился липкий страх – можно было представить, как за спиной, наклонившись, застыло инопланетное страхоюдище, обвивая шею спящего свисающими из смердящей пасти тягучими слюнями, теплыми и пульсирующими, словно живыми. Как же напугался Тадек, когда, открыв глаза, обнаружил смотрящее на него в упор лицо в черной маске! Хотел было заорать, но губы лишь беспомощно поелозили по подложенной под щеку руке, а в горле забулькало подступившей тошнотой:
- Выпей со мной. – От голоса подбросило и враз по ногам потекла теплая жидкость, на что неизвестный, при более трезвом взгляде оказавшийся здоровенным мужиком за... цать, покрытым черным волосом – вот почему парень подумал про маску – не обратил никакого внимания, невозмутимо поднося ко рту старинного вида трубку и попыхивая дымком. Побуда ощущал себя странно, как чугунной статуей, с трудом ворочая языком выдавил из себя невнятное мычание и скосил глаз на подтолкнутый меховой рукой с короткими крепкими пальцами стакан, наполненный отсвечивающей в бьющем из окна искусственном свете голубоватой жидкостью.
- В тебе есть наша кровь. – Пожилой цыган говорил безэмоционально, но парня как отпустило, с судорожным хлюпом сглотнув забивавший глотку ком, он торопливо выпил подношение, ухватив скользкий кусок селедки в горчичном масле.
- Только неживой ты. – Надкусанный кусок рыбы сам собой выскочил изо рта, плюхаясь на одежду и затем на пол, как будто нырнул в засаду. Ничего не соображая, Тадек завороженно пялился в темные глаза, замечая краем сознания, как оживает пространство: мерным речитативом затикали часы, осуждающе вздохнул холодильник, начиная переговариваться изношенными внутренностями, тяжко охая, жаловалась на судьбу рассохшаяся мебель и загнанно-жалобным шелестом вырывалось из горла его собственное дыхание.
- Неживой? – Вопрос парня прозвучал растерянно-жалко, словно ему сообщили о его скорой кончине. – По...
Не успел договорить, как треснули по глупому лобешнику чубуком трубки, больно и обиднее, чем затрещина маменьки, а жесткая ладонь стиснула шею, заставля нырнуть во всю глубину гипнотического взгляда:
- Изменить свою судьбу могут только живые, - глухо вколачивались в потерявшийся в пространствах мозг слова, - Не тем путем идешь, мальчик, не туда смотришь.
Мгновение – и он просто упал под ноги сидящему мужчине, оказавшись стоящим на коленях с безвольно болтающимися по бокам руками, прочно прижатый ладонью к мощной груди. Тускло поблескивающие медные пуговицы кожаной жилетки врезались в щеку, давя между челюстей, заставляя приоткрыть рот, заскользить заполошно языком по теплой терпко пахнущей коже одежды.
– Не того ты стоишь... – Жесткий волос бороды царапнул по лицу, предваряя сухой, крепкий, как выдержанный алкоголь и дымный поцелуй в уголок влажного от стекающей слюны рта.
Очухался Тадеуш уже за полдень, под столом, с абсолютно пустой, будто вычищенной головой, мокрыми штанами и привкусом табачного дыма во рту.

*продолжение следует*

Отредактировано Тадеуш (02-11-2011 18:59:11)