Прага |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Прага » Реальность » Кафе Славия (месяц назад)
Знаменитое кафе Славия находится напротив Национального театра. С момента открытия в 1881 году и до настоящего времени это излюбленное место встречи творческой интеллигенции. Интерьер 30-х годов в стиле Арт Деко. В окнах, выходящих на реку, открывается прекрасный вид на Пражский Град.
Адрес: Smetanovo nábřeží 2, Прага 1
Одного взгляда на вход хватило, чтобы понять, что с Мишей сюда ход воспрещен. Об этом красноречиво говорила красная предупреждающая наклейка с неказистым кобелем, зачеркнутым косой линей. Но неугомонный кавказец громко сопя и втягивая носом воздух упорно тянул туда откуда пахло съестным. Словно поддаваясь провокации мохнатого друга, собственный желудок начал выводить голодные рулады.
А пахло неплохо. Ой, как неплохо! Свежая выпечка и манящий аромат кофе добавили утробных звуков в животе и Петр решился раскошелится.
Первая неделя месяца – приятное время. Дни, когда тощее портмоне студента тяжелеет, наполняясь наличностью. Во-первых – стипендия, во-вторых – зарплата за тренерскую работу. Ну и третье – чек подброшенный Адой; от которого сын упорно отказывался, но умудренная опытом женщина заботливо засунула сложенный в четверо лист во внутренний карман куртки, пока Петр разговаривал с отцом.
Итак, наличность имелась, оставалось умаслить Мишу. С псом в заведение не пускали и Перт купил отступные в виде шести хот-догов из уличного ларька. На меньшее количество мзды широкая душа кавказца реагировала отказом и он принимался бесстыже попрошайничать новую порцию лакомства.
Накормив кобеля парень старательно обмотал поводок у ближайшего столба, жестом приказывая псу сидеть.
- Вот так. Я быстро. Только кофе попью. И без глупостей.
Мишка понимающе высунул язык и два раза стукнул по асфальту хвостом, что на собачьем языке означало: «Какие там глупости? Только ты это… скорее давай. Да без глупостей, без глупостей. Иди уже».
Петр еще раз опробовал силу узла и оставив собаку торопливо вошел в кафе. «Славия» встретила почти домашним уютом, обволакивающим теплом и вкусным ароматом сдобы. Облюбовав столик возле большого окна, как форпост для обозрения Миши, парень подозвал официантку. Девушка, на вид ровесница Петра, с дежурной улыбкой подала меню и аккуратно поправила салфетку.
- Здравствуйте. Что будет заказывать пан?
Вежливо улыбаясь хорошенькой незнакомке и отмечая внушительный размер груди, выпирающей округлыми выпуклостями из глубокого разреза, он медленно провел пальцем по завиткам затейливого шрифта.
- Большую кружку кофе со сливками, - при слове «сливки», взгляд невольно опустился в ложбинку груди, мелькающую на уровне глаз, - Два пончика с глазурью и… - переводя глаза на буквы, назвал первое, что заметил в тексте. - …кнедлики с маком.
Заказ принесли быстро и голод заставил переключиться от созерцания девичьих красот к насущным потребностям. Первыми в ход пошли кнедлики, которые Петр не любил с детства.
Отредактировано Петр Смоляк (30-10-2011 21:01:19)
- Ваш кофе, - улыбнулась официантка и, аккуратно сняв белую фарфоровую чашку с подноса, поставила её перед художником, послав очаровательную улыбку.
Неизвестно каким образом уже третья часть персонала знала, что Талех является художником, чем занимается в свободное от работы время, где живёт и, собственно, как его зовут. Обращаться просто Юлиус ещё никто не рисковал, но парень совершенно бы не удивился, если б подобное произошло.
- Спасибо, - улыбнулся молодой человек и, кивнув, дал понять девушке, что она свободна. Уяснив, что больше на неё обращать внимания не намерены, девица шумно вздохнула и, развернувшись, быстренько пошла к барной стойке.
Юлиус сделал глоток и на мгновение прикрыл глаза от удовольствия. Чего не говори, в кафе «Славия» знали толк и в еде и в напитках.
Сюда парень заскочил в надежде отогреться от не по-сентябрьски холодного ветра и разложить по полочкам свалившуюся на него информацию.
Если у вас есть дар вляпываться в непредвиденные ситуации, то можете быть уверены, вы будете это делать с завидной регулярностью. Юлиус умудрился подать заявку на участие в конкурсе. В каком, это уже был другой разговор, но неожиданно его кандидатуру одобрили. И теперь дело за малым. То есть предоставить работу. Ну, совсем ничего.
Времени оставалось мало. Вдохновения было ещё меньше. Юлиус просто в упор не представлял, что будет делать дальше. Сделав ещё глоток, юноша обвёл взгляд помещение и неожиданно замер. Муза явилась как всегда некстати. Через столик от него сидел молодой человек, который, говоря словами Феликса, «так и просится на полотно». В голове художника мигом созрел план. За него, конечно, можно было получить и по морде, но игра стоила свеч.
Кнедлики. Манка. Вылавливая мягкие сладкие галушки с мелкими белыми крупинками, щедро сдобренные зернами мака, невольно возвращаешься в детские воспоминания. Представляешь себя, с недовольным видом ковыряющего клейкую молочную жижу и мать, наблюдающую за тягучими движениями ложки. Ложка мнет и откидывает бесформенные комки на край цветастой тарелки, старательно замазывая узор. Мать злиться, теряет терпение и, прикрикивая, дает подзатыльник, чтобы ускорить процесс.
Да уж, вспомнится такое. Петр тряхнул головой, отгоняя наваждения липкие, словно размазня манной каши. Движение придало ускорение вилке, она соскользнула и подтолкнула шуструю галушку, выпрыгнувшую «жабкой» на белоснежное поле накрахмаленной скатерти. Зубья столового прибора догнали беглянку, возвращая в фаянсовую тарелку. Но коварная преступница оставила жирный смазанный след на ткани, как символ свободы и независимости.
Скрыв следы «преступления» узорчатой салфеткой, Петр, словно разведчик, осторожно осмотрелся по сторонам, выясняя мог ли кто еще оказаться свидетелем боевой охоты и порчи текстиля. В утренние часы кафе не пестрило изобилием клиентов. Стайка девиц в центре, занятых обсуждением какого-то Ярика и достоинств новых туфлей одной из товарок, пожилая пара у левой стены, несколько клерков, усердно изучающих новости утренних газет и тут взгляд остановился, замечая пристально смотрящего на него молодого человека.
Ну вот, конспирация закончилась полным провалом агента. Петр отвернулся, делая вид, что не замечает смотрящего в упор парня и занялся разглядыванием Миши. Пес вел себя достаточно прилично. Можно сказать прилично, если сделать скидку на то, что его внимание привлек запах фонарного столба, к которому был привязан поводок. Миша усердно вынюхивал чужеродные запахи. Судя по его рвению и увлеченности, можно было предположить, что кобель определенно нашел что-то новое и полезное для изучения.
Удостоверившись, что хотя бы с псом проблемы отсутствуют, Петр еще раз украдкой повернул голову, желая убедиться, что интерес к его оплошности пропал. Удивление возросло вдвое, когда он повторно столкнулся с любопытным взглядом парня.
Откровенно недоумевая, почему игра с кнедликом могла вызвать такой неподдельный интерес, студент напрягся, прикидывая, чем может грозить порча обычной скатерти. Неаккуратные клиенты постоянно проливали на них кофе, сыпали крошками от круасанов и пончиков, дети размазывали крем от пирожных. Так что особого криминала он не углядел. Сменят скатерть и дело с концом. Зачем смотреть, как на асоциального типа? С кем не бывает?
Но парень не унимался и, Петра это стлало понемногу раздражать. Он старался припомнить, где мог видеть его лицо. Может быть знакомый? Нет. У Петра была отличная память на лица. Не выдержав напряжения, он пристально посмотрел на любопытного, вскидывая подбородок, пытаясь узнать простым жестом и вопросительным взглядом: «В чем дело?».
Отредактировано Петр Смоляк (01-11-2011 02:09:48)
Игра молодого человека с кнедликом, пожалуй, была высшим пилотажем. Нет, не в смысле, что этот манёвр заинтересовал Юлиуса до невменяемого состояния, но, тем не менее, это было оригинально. Даже не то, что беглец из манки решил совершить подобный пируэт, а непередаваемое выражение лица молодого человека, который возвращал на место честно оплаченную еду и крайне не одобрял, что последняя вдруг вздумала отрастить себе ноги и запланировала совершить моцион по скатерти.
Парень же выглядел как школьник, точнее на его лице на несколько секунд отразилась смесь озорства и целеустремлённого упорства, которая обычно появляется у детей, если те что-то железно решили. Такое он часто видел у Марка и Блажены – своих племянников, когда приезжал погостить к Ладиславу. Впрочем, длилось это не долго. Сам парень, скорее всего, был студентом, хотя ручаться за подобные вещи Юлиус не мог. Его-то и самого часто принимали за учащегося в высшем учебном заведении, так как внешность не тянула на натуральные заявленные двадцать пять с хвостиком.
Поняв, что переборщил с разглядыванием, и его всё таки заметили, Талех не стал тянуть Феликса…то есть кота за хвост и, быстро встав, уверенным шагом направился к укротителю кнедликов.
- Я прошу прощения за столь бестактное разглядывание, - приблизившись, произнёс художник приятным мягким голосом, - но у меня к вам дело. Не будете ли вы столь добры уделить минутку вашего внимания?
Отведенные глаза и извиняющий жест - были тем, что мог ожидать Петр, но парень встал и уверенным шагом направился к его столику. Пока он шел, счетчик памяти лиц в голове парня, работал, как перегревшийся котел паровоза, пыхтя и постукивая поршнями и выбрасывая струйки дыма из плохо притертого клапана.
Да кто он такой? Что ему надо? Привязался, блин. Может на соревнованиях виделись? Окинув взглядом стать парня, в общем ладную, но мало напоминавшую фигуру атлета, - идея отпала сама собой. Может тогда журналист или обслуживающий персонал? Их там было столько, что внешности не особо откладывались в памяти. Разве что значимые и примелькавшиеся. Нет, точно нет. Так кто? Студент?
На студента незнакомец тянул на все сто: невысокий, темноволосый, худощавый, правда немного лощенный и выхоленный, упакованный в дорогие шмотки и обувь. Карлов университет выделялся обилием факультетов и являлся крупнейшим учебным заведением в Праге. Тут со своего потока всех не упомнишь, а что говорить о старшекурсниках? Люди учились разные. Одни приезжали на отполированных до блеска иномарках, купленных богатыми предками, средний класс – на подержанных Шкодах и недорогих «корейцах», стипендиаты – на велосипедах и на метро.
А у этого красавца, точно было все в ажуре. Пока парень приближался, Петр успел окрестить его «пижоном».
Произнесенные слова добавили ажиотажа и любопытства. Так и подмывало спросить: « Мне заплатить за скатерть?».
Если не брать в расчет игру «в гляделки», «студент» был настроен миролюбиво. Резонно выслушать объяснения, а уж потом делать выводы и Петр, переместившись ближе к окну, выдвинул пригретый стул, приглашая собеседника сесть.
- Пожалуйста. Только если речь о кнедлике – это случайность. И еще… у меня мало времени, - поворачиваясь в пол оборота, Петр кивком головы указал на Мишу, делающего второй заход вокруг фонаря.
Отредактировано Петр Смоляк (02-11-2011 21:38:23)
Если бы Юлиус хоть на секунду догадался, каким его видит парень напротив, то было бы самое время, как выражался Феликс «идти и бросаться под горочку». Ну, или что-то в этом роде. После того, как дядюшка обколесил половину восточной Европы, разговаривать с ним было почти невозможно, чтоб не нарваться на какое-то выражение, которое трудно было понять с ходу, однако иного выхода не было.
Касаемо вещей. Талех, конечно, был прилично одет (не прилично и не одет он был обычно дома), но дорого - это вряд ли. Так же узнай за невысокий рост. Все бы метр восемьдесят семь сантиметров смертельно бы оскорбились на подобный помысел.
Но что не делалось, всегда было к лучшему. На этом Юлиус успел убедиться на собственном опыте. И даже сейчас, глядя на парня, предположительно будущую свою модель, который в свою очередь смотрел на художника не очень одобрительно, парень был уверен в том, что они найдут общий язык.
- Я не задержу вас надолго, - чуть улыбнулся Талех, - дело в том…нет, кнедлик здесь ни при чём, можете быть спокойны.
Парень сделал паузу, обдумывая как бы выразиться покорректнее выразиться, чтобы молодой человек не заподозрил чего-то не того.
- Я художник. Не согласитесь ли вы поработать моей моделью? – вымолвив это, Юлиус уловив взгляд молодого человека и обернувшись, тоже посмотрел на улицу. При виде кавказца выражение лица Талеха стало необычайно мягким и задумчивым, будто он вспомнил что-то очень приятное и доброе.
«Художник?». Вот так номер! Теперь уже Перт с нескрываемым интересом рассматривал парня, словно они поменялись ролями и была его очередь тренировать силу взгляда. Образ мастеров живописи не вязался с внешностью собеседника. Познания истории и прочитанные книги изобиловали рассказами о том, что братия данного цеха должна быть помятой, потрепанной, эксцентричной либо экстравагантной, с множеством закидонов и непременным атрибутом – нищетой. А что? Взять например - Гойю, Пикассо, Ван-Гога, Ренуара. Нищая молодость заставляла ютиться великих метров живописи в жалких комнатенках Бато-Лавуар, голодая и едва сводя концы с концами. С моделями у мастеров было тоже не густо. В ход шли пустые бутылки, яблочные огрызки, корки хлеба, луковицы и прочая нехитрая снедь - остатки скудного ужина. Некоторым везло больше и они разживались человеческой натурой в виде загулявшей актриски дешевого варьете, шлюхи или худосочного бледного парня. В любом случае писанина продавалась потом за гроши оплачивая долги, выпивку и краски для новых полотен.
Ему ли Петру не знать об этом, имея в семье дядю искусствоведа и отца историка.
Парень из Славии не походил на нищего сумасброда. Прилично одетый, вежливый, ухоженный. Да кто их художников разберет? Стал бы нормальный человек так рьяно рассматривать приглянувшуюся физиономию и делать стремительные предложения нарисовать телеса?
- Моделью? – в голосе слышалось удивление, смешанное с недоверием. Мыслеформа в голове преобразилась в картину Джузеппе Арчимбольдо с овощным лицом Петра и кнедликом вместо носа. Причем маковая галушка все время пыталась сползти и поменяться местами с ухом из сыроежки. – В каком смысле моделью?
«Да уж, фантазия у меня…» . Но фантазия не унималась и прибавила к съедобному портрету чистую обнаженку в позе статуи Давида с символическим разбросом конечностей. Подавив художника в себе, проникаясь не дюжим любопытством, Петр поймал на вилку последний кнедлик, тот, что путешествовал по скатерти и остатками сметаны нарисовал на тарелке корявое солнышко.
- И часто вы предлагаете незнакомым людям стать моделями? Нет, ну приятно конечно, но хотелось бы узнать, в каком виде я буду фигурировать на полотне?
Посмотрев на застывающую мазню на тарелке и подровняв пару лучей, он улыбнулся. Вот, даже модели не надо. Экспромт, можно сказать.
Отредактировано Петр Смоляк (05-11-2011 16:04:26)
Молодой человек был явно осторожен. И, конечно, его можно было понять. Потому что не каждый день к тебе подходят и говорят «Желаю вас на полотно!». Юлиус работал в стиле реализма, поэтому его моделям никогда не грозило быть изображёнными подобно любовнице уважаемого Пабло, где нужно было выпить немереное количество портвейна, запить настойкой апельсинового цвета и закусить маленьким зелёным грибочком, дабы определить, где у барышни голова, в каком месте располагаются руки и по какой причине отсутствует шея.
На мгновение, Талех, кажется, заколебался, что ему ответить парню, (нужно отметить, очень внимательно разглядывавшему его, словно, экзотическую диковинку). Однако, чуть пожав плечом, решил выложить правду. В любом случае, если он не сбежал после слов о том, что его желают рисовать, то не сделает ноги и, услышав, как именно собираются это делать.
- Дело в том, что я участвую в конкурсе «Лица Праги. Наше время». Если рисовать, то буду именно в таком виде, в котором вы находитесь, - улыбнулся Юлиус, не став добавлять «ну, если, конечно, вам не угодно, чтоб я вас изобразил ню».
Художник ещё раз обернулся и внимательно посмотрел на собаку.
- Прошу простить моё любопытство, но вы так часто бросаете взгляды на этого кавказца, - парень проследил за «кнедлическими узорами» в тарелке молодого человека, - вас интересуют подобные собаки или же это ваш? Да, кстати, меня зовут Юлиус.
«Лица Праги». А ведь звучало не плохо. До этого Петра не рисовали, не считая каракуль в виде шаржевых карикатур одноклассников и маленького наброска на измятом клочке тетрадной бумаги одной талантливой однокурсницы - Стелы. Миловидная девушка, постоянно бросающая на Петра пылкие взгляды, изобразила предмет своих грез на лекции, усердно грызущим кончик шариковой ручки. Портрет был торжественно вручен после занятий, а в плане гонорара за труды, художница разжилась поцелуем и надеждой на то, что бессердечный идол наконец обратит на нее внимание. Дома листочек был выставлен на стол, для всеобщего обозрения, но не оценивший искусства Миша, слопал «полотно», пока модель была на тренировке.
Но было еще одно. Парень ни когда не считал себя красавцем. Сильный, подтянутый, приятной наружности, с недостатками, не резавшими глаза – в общем обычный, в Праге таких с полмиллиона наберется. Хитрый художник предолгая нарисовать портрет, затронул чувствительную и податливую струну – самолюбие. Еще бы! Его рядовая и незаурядная физиономия станет воплощением образа среднестатистического чеха. Звучит, как секс символ. Даже не звучит. Это можно петь, перекладывая на разные лады. Он уже видел себя в окружении длинноногих, вопящих фанаток, готовых терять сознание от одного взгляда «Лица Праги». Нужно было быть дураком, чтобы отказаться от лестного предложения художника. Как там его? А… Юлиуса.
Теперь улыбка сияла неподдельным радушием, а протянутая для рукопожатия рука, несомненно, служила выражением согласия и негласным скреплением договора.
- Хорошо, раз ни чего особого не требуется, я согласен, - и рука, опережая события, уверенно стиснула пальцы парня, размашисто потрясая в воздухе. – Этот? Мой, – развернувшись и не выпуская кисть, Петр проведал взглядом Мишу. – Красавец, да? Это Ми…, - фраза застряла в горле. Приноровившийся к столбу кобель, медленно поднимал заднюю лапу, по снайперски прицеливаясь к мишени. – Ух ты ж черт! Вставай!
Соображая, что промедление может стоить дороже, чем завтрак в Славии, Петр вскочил и громыхая стулом потянул художника за собой, от волнения гонки переходя на «ты». Выпускать из рук только что приобретенную удачу он не собирался, в полном смысле этого слова. Впрочем, у края стола сработал рефлекс достойного налогоплательщика и пара купюр, вытянутых зубами из бумажника, прицельно легла на скатерть, по верх салфетки маскирующей жирное пятно.
Лавируя между столами с умением заправского лоцмана, Петр тянул парня к выходу со словами:
- Давай-давай, быстрее, а то писать придется в полицейском участке.
Отредактировано Петр Смоляк (08-11-2011 21:17:51)
Юлиус пребольно стукнулся о стол, когда «модель» недюжей хваткой потянула его за собой, не дождавшись пока художник хотя бы примет вертикальное положение. Судя по перемене выражения лица парня, который, вероятно, поднялся на вершину Олимпа, но узрев, что с элегическим выражением морды собирается делать его пёс, мигом рухнул с прославленной вершины и вернулся в реальность.
Юлиусу пришлось задержаться, так как сам тоже пытался свободной рукой вытянуть деньги и швырнуть их на стол. Всё это действо вытаскивания сопровождалось расширенными от удивления глазами и разинутыми ртами персонала «Славии», которые не совсем могли понять, почему до этого эти двое сидели спокойно разговаривали, а потом помчались к выходу. При чём таким способом. Кто-то гнусно захихикал, явно подумав совершенно не о том. О чем «не о том», правда, Талех даже не мог предположить.
- Да, бегу, бегу, - отозвался он, вылетая вместе с Петром на улицу.
В полицейском участке рисовать ещё не приходилось, но ради того, чтобы лицезреть вытянутые физиономии охранников, Юлиус не отказался бы от подобного поворота событий.
Оказавшись возле красавца-пса, художник внимательно рассмотрел его.
- Красавец, красавец, - согласился он, - как зовут это чудо природы, которое столь неуважительно относится к столбам?
В карих глазах парня плясали янтарные смешинки, сам он, кажется, совершенно не осуждал ни поведения пса, ни его хозяина.
-Мишка его зовут, - спешно отвязывая поводок, Петр косился на недовольную старушку, одну из тех блюстительниц порядка, которые успевали донести властям не только на соседей и знакомых, но даже на собственных нерадивых, с их точки зрения, родственников. Та уже вытащила сотовый и с чувством глубокого долга ожесточенно мучила клавиатуру. – Давай-давай, уходим, - парень потянул художника в сторону метро. Далеко живешь? – обогнув ответственную даму, он обернулся, посылая бабуле воздушный поцелуй. – Не ваш сегодня день, пани.
В мастерской Юлиуса было довольно чисто и специфически пахло краской. Так, что лежащий в углу пес, постоянно тер и прятал большой треугольник носа.
Целый час художник пристраивал его на подоконнике, стараясь предать нужную позу и поймать освещение. Дело оказалось не из легких, приходилось поворачиваться, наклоняться вперед, вертеть подбородком, под руководством придирчивых пальцев маэстро и Петр уже почти пожалел, что вляпался в подобную авантюру. Дальше оказалось сложнее. Пришлось сидеть, не двигаясь и молча, так, чтобы солнечный луч смазано падал на правую щеку и плечо, словно он обернулся на окрик старого знакомого и невзначай улыбнулся, радуясь встрече.
Юлиус стоял у мольберта, делая первые наброски, но так натерпелось заглянуть в них и уловить сходство. Часа через два они оба устали. Художник пошел на кухню варить кофе, а умаявшаяся модель, сползла с подоконника, потягиваясь и стараясь размять закостеневшие мышцы. Наклоны и рывки в стороны привели застоявшееся кровообращение в норму. Больше всего притягивало белое полотно с начатым наброском рисунка. Обойдя его, Петр остановился, вглядываясь в рваные отрезки грифельных линий. Задумчивый взгляд, улыбка, знакомый прищур – в черных полосках угадывались собственные черты. Опасения не оправдались. Обычная работа, без признаков модернизма, что, несомненно, радовало.
Пока творец гремел на кухне посудой, Петр подошел к стеллажу с книгами, присматривая, чем себя занять в свободное время. Он выбрал пухлый глянцевый том с надписью «Художники Чехословакии» и пристроившись на маленьком диванчике, стал перелистывать страницы, вглядываясь в знакомые пейзажи Праги. Тему площадей и улочек, продолжили натюрморты, а затем появились портреты. Разглядывая лица, Петр приостановил полет страниц. Перевернув лист с колоритным образом чешского пивовара, рука замерла, а глаза остановились на находке. Семейный портрет мужчины, женщины и ребенка в богатых старинных одеждах. Строгий мужчина в темно-синем камзоле с галунами, восседал на высоком кресле похожем на трон, а его супруга в длинном пышном платье щедро расшитом жемчугом, удерживала на руках дитя, облаченное в чепчик и просторное кружевное одеяние. Чем больше Петр вглядывался в царственную чету, тем сильнее выражалось изумление. Стоило убрать мужчине коротко подстриженную бороду и будь он моложе лет на семь, его лицо становилось поразительно похожим на незаконченный набросок художника на мольберте в мастерской. Странное сходство изумило, и Петр прочел подпись под репродукцией: «Иоганн Адольф цу Шварценберг с семьей. Работа неизвестного автора. Частная коллекция».
За спиной послышались шаги и громыхание чашек скользивших по подносу. Не отрывая взгляда от книги, Петр позвал:
- Юлиус, иди сюда. А ну глянь.
Отредактировано Петр Смоляк (11-11-2011 15:51:29)
Обычно Юлиус не доводил своих клиентов и моделей до посинения приказами, придирками и верчением их бедных тел туда-сюда. Но сегодня то ли проснулась какая-то вредность, то ли художник подозревал, что на конкурсе поставят слишком жёсткие рамки, поэтому решил, что нужно постараться сделать всё, что возможно с Петром, чтобы потом осталось только взяться за карандаш и вперёд к достижениям.
Студент, кстати, оказался спокойным и не нервным, за что ему было огромное спасибо. Иногда, конечно, не вовремя отпускал комментарии, но Юлиус особо на это не реагировал, так как подобные мелкие огрехи поведения юноше можно было простить. К тому же, судя по всему, Петру это нравилось. Ну, или, по крайней мере, было интересно.
Вконец измучив свою модель, Талех благородно разрешил парню слезть с подоконника и устроиться поудобнее.
Проследовав на кухню, Юлиус принялся колдовать над кофе, который должен был восстановить силы обоих, а также выудил из холодильника сандвичи и сунул их в микроволновку. Феликс, навострив уши, подкрался к хозяину и принялся тереться мордой о ноги Юлиуса, непрозрачно намекая, что неплохо бы и покормить бедную котеньку. Кстати, оставалось загадкой, каким образом кот не высказал своего фе по поводу появления в квартире такого гостя как Миша. Оклик Петра вывел его из состояния задумчивости о котах и собаках. Подхватив поднос с едой и кофейником, Юлиус прошёл в студию. Пристроив снедь на столе, он подошёл к парню, внимательно что-то разглядывавшему.
- Что случилось? О…
Увиденное заставило нахмуриться и на какое-то время потерять дар речи.
- Видел? – палец размашисто ткнул в голову исторического лица и пополз, очерчивая контур. – По-моему, он тоже участвовал в конкурсе «Лица Праги», лет так…- глаза прищурились, прикидывая из какой глубины веков, явился этот призрак, пугающий редкой похожестью. Детали костюмов, украшения и прически подталкивали к мысли, что их обладатели здравствовали в средневековье. Определить точнее, мог только специалист историк. Оставалось – ткнуть пальцем в небо. – пятьсот. Нет, ты глянь, - Перт поднес альбом к мольберту, сличая его с наброском. – этот Шварценбах или Швеценберг… тьфу, язык поломаешь, как-то странно на меня похож.
Продолжая вглядываться в неожиданно приобретенного двойника, Петр с придирчивостью критика подмечал детали. Лоб мужчины, несомненно, был выше и переходил в легкие залысины, более крупный нос, отмеченный выпуклостью горбинки и глаза, посаженные глубже, чем у оригинала, имели голубовато-серый оттенок радужки. Бесспорно сходство имелось. При беглом осмотре, человек с полотна, напрашивался в близкие родственники. И на столько близкие, что казалось одна мать произвела их на свет, вынашивая в единой утробе.
Сдерживая подозрение и готовность начать поиск, пользуясь всемогущими возможностями глобальной сети, Петр перенес возрастающее любопытство на спутницу мужчины. Таких называют – красавицами, не зависимо от времен и эпох. Чудное одеяние, замысловатая высокая прическа, отсутствие бровей и синеватая бледность кожи – не портили общего обаяния и редкой горделивой строгости идеально пропорциональных черт. Но сильнее всего, притягивали глаза, большие, выразительные, насыщенно синие и линия губ с плавным манящим изгибом. Роковая красавица. В таких влюбляются с первого взгляда и они, чувствуя свою силу, разбивают сердца, сводят с ума и калечат души. А у этой, был муж и малыш или малышка. Из-за бесформенного одеяния, определить пол ребенка, не получалось.
Так кем же был благородный пан на полотне, поразительно похожий на современного и совершенно не аристократичного парня? Загадка притягивала. Можно было порыться в архиве университета или спросить у отца, но был путь гораздо короче.
Почитав по слогам фамилию и запоминая сочетания букв, Петр отложил альбом.
- У тебя компьютер есть и Интернет? А может, ты сам знаешь, кто такие эти Швар-цен-бер-ги.
Отредактировано Петр Смоляк (13-11-2011 19:26:27)
- Да, конечно, есть! – Юлиус даже забыл, о чём раньше шла речь, и с невероятным интересом рассматривал мужчину, изображённого на глянцевой бумаге и Петра, который не менее увлечённо и придирчиво изучал.
- Да ты, может, граф? Или барон? – улыбнулся Талех и не долго думая, схватил парня за руку и потянул за собой в комнату, где находился компьютер. – Или пропавший наследник загадочной чешской правительницы Либуше?
Нет, Юлиус, безусловно, отметил, что фамилия нарисованных аристократов была немецкой, а не чешской. Однако это совершенно его не останавливало – кто его знает сколько кровей смешалось и сколько их же течёт в жилах их потомков? Вот Пётр, например. С виду на немца тянет так же, как Юлиус на шведа. То есть ни капли не похож.
Усадив студента на удобный стул, на котором можно было, как работать, так и спокойно поспать, даже не заметив, что один вид деятельности сменился другим.
Понимая, что попал в ситуацию, в которой ещё ни разу не был, художник начал быстро соображать, где бы можно было проконсультироваться по генеалогической части и при этом сказал правду, а не фантазии да предположения.
Отвлёк от мысленных рассуждений внезапно впрыгнувший на стол Феликс, умостившийся почти на клавиатуре и при этом очень активно помахав хвостом перед носом Петра, давая понять, что сеанс интернетлазания окончен, так и не начавшись. Обычно кот вёл себя прилично, но тут, судя по всему, проявился вредный характер мужчины, который принёс сие беззащитное создание в дом и…этим было всё сказано. Кот желал, что смотрели не на монитор, а на него.
Граф или барон. Громко сказано. Какой там граф? Лицом не вышел. Профессорский сынок – другое дело. Это прозвище Петр слышал гораздо чаще, спиной ощущая завистливые взгляды. Дураков, считающих, что оценки, путешествия и спортивные достижения – заслуги высокопоставленного родителя, не имеющие отношение к личным достижениям парня, набралось достаточно. По их милости пришлось бросить добротный дом и сытную обеспеченную жизнь и лезть из кожи, доказывая свое право на самостоятельность. Возможно мальчишеская глупость. Гораздо проще жить на всем готовом, но бунтующая натура противилась такому положению дел.
Новоявленный потомок неизвестной династии, наморщив нос, придирчиво оценил предка, подмечая, что физиономия того, тоже далека до идеала. Вот его супруга являла образец аристократической внешности. Настоящая принцесса воплоти. Чем не Либуше или одна из ее сестер из старинных чешских легенд, что читала на ночь мать.
- Ты шутишь, Юлиус. Какой из меня барон? – но палец потянулся к кнопке пуск, подгоняемый искушением узнать тайну. Предков по отцовской и материнской линии Петр знал воочию. На наследников империи и потомков великих родов они не тянули. Мало ли, что было лет триста назад? Может этот Шарценберг, загулял с приглянувшейся кухаркой или крестьянкой? Стоит ли обольщаться и строить планы подмазываясь мордой лица к далекой истории? Явиться к родственничкам и козырнуть: « Мол, вот он я, живое воплощение вашего пра… пра… пра… какого-то прадеда. Прошу любить и жаловать, именитые шляхтичи». Идея отразилась благодушной улыбкой, которую прервал пушистый красавец, мельтешащий перед носом королевским хвостом, щедро распространяя вылетающие пуховые волоски и топорща спину, делая многозначительный «горбик», словно приглашая любить и гладить. – Вот, кто тут барон, - пальцы подцепили ухо, почесывая требовательное создание и, сползи на жабо воротника, продолжая игру в «чесалки», отманивая зверье от клавиатуры. Лежащий в углу Миша, ревниво зарычал, пытаясь прогнать дармового нахлебника на хозяйскую ласку. – Так как там было? Швар-цен-берг, - выманив кота, Петр забил в поисковик труднопроизносимую фамилию, ожидая результата и машинально пододвигаясь, освобождая художнику половину стула.
В первой строке значились исторические сведения о семействе, долгое перечисление сложных имен потомков, линий родства с правящими домами Европы, древняя недвижимость, от которой, по большей части остались руины, герб и прочие сведения, которые не представляли ценности для новоявленного аристократа. Так, общие знания, удовлетворившие интерес и возможность прихвастнуть при случае, неожиданно объявившейся родней.
Прочитав с десяток статей, и нетерпеливо подталкивая художника, ожидая пока он закончит чтение, Петру пришла мысль изменить направление поиска, добавляя конкретных данных.
Прибавив к фамилии имя и вскрыв страницу, парень присвистнул, откидываясь на спинку, чуть было не столкнув примостившегося рядом Юлиуса, едва успевая подхватить его за рукав.
- Ты гляди, выходит, что я не граф, а князь, - сам того не замечая, он продолжал удерживать тонкую ткань рубахи, забивая новые данные в строку, не отрывая любопытного взгляда от монитора. Еще бы, в какие-то веки чувствуешь себя великим и значимым. Набрав что-то вроде «Современные потомки семьи Щварценберг», Петр оторопел и нервно сглотнул. На лбу проступили капли пота, а кончики пальцев похолодели. С обложки глянцевого журнала, на него смотрели голубые озера глаз статной белокурой красавицы, точной копии молодой женщины с портрета. Не слыша своего голоса, парень хрипло прочитал подпись:
- Княжна Элеонора Щварценберг, наследница замка Берона.
Отредактировано Петр Смоляк (20-11-2011 12:04:21)
Нет, нахально тычущийся в руки Феликс, требуя хозяйской ласки, и Пётр, который прыгал стуле, чуть не снеся художника на пол, определённо не способствовали нормальному прочтению текста на экране. Возгласы, с какими молодой человек выдавал своё отношение к полученной информации, мог позавидовать любой комментатор футбольного матча, так как в них слышались восторг, удивления и недоверие одновременно.
Заметив знакомую пометку, Юлиус хотел было остановить просмотр, однако студент уже клацнул новую страницу, и на экране монитора возникла очаровательная молодая женщина. Хотя, скорее всего девушка. Большие аквамариново-голубые глаза, правильные черты лица, идеальная кожа, длинные прямые как струны волосы цвета карамельного золота, которое, безусловно, является только естественным, полные аристократичные губы, точёная шея.
Увидев эту девушку впервые, возможно, было б задуматься, что хороша как мадонна. Икону с такой писать. Но в призрачной голубизне глаз скрывалось что-то такое, что претило канонизированию подобного образа.
- Подожди. Я её видел. Она однажды приходила к моему родственнику, - Юлиус был несколько поражён подобному открытию.- Да, точно. Изысканная такая панна. У неё ещё брат есть, если не ошибаюсь.
С этими словами Талех вскочил, будто хотел что-то показать Петру, однако сделал это слишком резво, в результате чего зацепился за что-то ногой и совсем с некуртуазными выражениями рухнул вниз, зацепив стул, тут же рухнувший с незамедлительной реакцией, чем и «уронил» разлёгшегося на нём студента.
- Ты ее видел? – сказанные слова – откровение свыше. Неужели она реальна, осязаема из плоти и крови? Такого не бывает. Это сказка, сон, грезы наяву, похожие на дешевый фантастический фильм Боливуда. А глаза продолжали пожирать хрупкую утонченность, запечатленную в глянце. Этот завораживающий взгляд притягивал, вызывая желание просочиться сквозь жидкие кристаллы монитора и скользя по невидимым нитям сети, проскакивая биты и байты, прикоснуться к чуду, познавая его настоящесть. Не в силах подавить восторг восхищения, давясь грубым комком в пересохшем горле, Петр хрипло выдавил:
- Так она из Праги?
Будь проклят этот одноногий стул и все его четыре колеса. Он прервал заочное свидание с дивным видением, что перенесло разум, через века проведя по хрупкому мосту надежды и веры однажды встретить эту девушку. Будь прокляты все законы Ньютона, заставляющие тело лететь вниз, повинуясь притяжению.
Сверху стул, а снизу пол. Нет, не пол, тело художника, виновника падения, разорвавшего связь с удивительным миром волшебства. Руки, как лапы кота летящего с высоты, успели поймать опору, упираясь ладонями выше распластанных предплечий. Тяжесть летящей массы, по инерции двинула торс вперед, напрягая локтевые суставы в команде: « Отжаться» - затормаживая гнет груди.
Что там ноги, ударившиеся о мякоть напряженного развернутого бедра, но тянущая мягкая боль, была ни что, и в сущности несоизмерима с плавным полетом губ, приземлившихся на теплое ложе полу открытого рта. Полу удар, полу поцелуй, неожиданный, спонтанный, неловкий, с болезненным стуком зубов и тяжестью касания, в напряжении суставов вынужденных держать вес.
Вкус тепла, смешанный с запахом красок и чем-то еще, едва уловимым и призрачным, слился с живописным образом далекой княжны и девушки с обложки. Как это не вовремя и странно почувствовать то, что хотел уловить разум. Просто губы, один безмятежный и мимолетный поцелуй сочных налитых уст девушки, как подтверждение ее реальности в этом мире. Всего миг, одно мгновение, вжимаясь по наитию и впитывая незнакомый вкус, цепенея, напрягая мускулы и тут же приходя в себя, сбрасывая морок оцепенения и фальши, отрывая скользящий провал языка в резком разрыве сближенных тел, ощущая ноющую пустоту в душе и теле.
Толчок рук вырвал из пелены вымысла, возвращая в мир реальности из страны фантазий. Стыдно? Да. Щеки начинают гореть, а шея покрываться узором пятен. Что на лице – неловкость. В голове – сумбур. Это случайность, нелепая случайность. Падение и желание, навеянное с глупыми бессмысленными мечтами о той, к которой не дано прикоснуться.
Молчать нельзя. Как-то все это не правильно и откровенно. Такого не должно быть между мужчинами. Не должно…
Нога отпихивает навалившийся стул, оглашающий грохотом завершающий момент падения, носки свободно упираются в пол, давая рукам возможность разогнуться и освободить сдавленного художника. Остается объясниться, но как трудно говорить, совершив что-то запретное.
- Извини, это случайность, - нет смысла лгать и выкручиваться. За ложь можно отхватить по морде и художник будет прав. – Я думал о ней, - кивок головы направленный вверх, туда, где на тонкой глади монитора, осталось лицо - прекрасное, юное и совершенное.
Отредактировано Петр Смоляк (24-11-2011 23:41:32)
Ещё с самого раннего детства Юлиуса убедили, что после рождения с ним будут происходить самые невероятные события, поэтому не стоит удивляться ни одному из них. Даже тому, что тебя немного спутали с девушкой. Пусть даже такой очаровательной белокурой панной, которая смотрела на происходящее безобразие своими огромными голубыми глазами с жидкокристаллического монитора.
Упал художник неудачно. Кажется, даже больше, чем неудачно. Главное, суметь подняться и осознать, насколько же сильна степень полученных неприятностей от тщательного знакомства с полом. Как назло онемели спина и правая сторона того самого места, о котором часто упоминал Феликс, говоря, что племянник им думает, когда выдаёт какую-то невероятную мысль.
В момент падения Юлиус не думал ничем, собственно, как и тогда, когда мостился на стул рядом с Петром. Хотя это вопрос уже тот! Студент сам отодвинулся. Размышления на эту тему могли бы продолжаться и дальше, но прикосновение губ заставило онеметь. Также как последовавший удар, отчего зазвенело в голове, и художник искренне пожалел, что он не дантист.
Нет, ничего неправильного тут Талех не увидел. Всё неправильное осталось где-то на первом курсе, сейчас оставалось только деление на «нравится/не нравится». Глядя в бездонные тёмные глаза, Юлиус определил, что ему всё-таки нравится. И не веди себя так Пётр, возможно бы, понравилось ещё больше.
- Да? – кончик языка скользнул по губам, собирая привкус прикосновения губ молодого человека. – Я польщён, конечно, но...
Как обычно говорят, «но это не симпатичнее оправдание»? Наверно, никак. А ерунда какая-то. Талех сообразил, что думает совершенно не о том, о чём надо.
- Есть предложения, что будем делать дальше?- невозмутимо поинтересовался он, будто только что прервали не поцелуй, а рукопожатие.
Пугало то, что его могут не понять. Удар под дых, был бы уместнее легкого недоумения, от которого жгучий стыд прибивал мелкими каплями пота ткань футболки к спине и наполнял взгляд неуверенностью и паникой. Дурацкая ситуация, из разряда – «хуже не бывает», а если бывает, то в диком кошмарном сне или не со мной.
Что делать? Действительно нужно было, что-то делать, а не лежать, развалившись на парне, которого толком не знаешь, и ваш запас общения ограничивается несколькими часами и парой разговоров ни о чем. Бессмыслица какая-то. Конечно, нужно встать, да так, чтобы, как можно меньше касаться теплых изгибов тела, стараясь, чтобы движения не принесли неудобства и не позволили истолковать случайное падение, чем-то, неправильным, нелепым, патологически аморальным или преступным, похожим на бесстыдную ложь.
Упираясь скосами тупых носков кроссовок и рывком толкаясь от пола, корпус толкнулся назад, унося торс на четверть от лица молодого художника. В пружинящем движении, колено уперлось в твердую поверхность, найдя островок между раздвинутых ног, чуть задевая ткань срединного шва брючин. Не рассчитав равновесия, рано теряя опору рук, в желании выпрямиться, переставая быть грузом, Перт пошатнулся и ловя баланс, уперся ладонью в живот. Раскачиваясь на одной ноге, он тщетно искал место примостить вторую коленку, логически понимая, что есть только два пути: назад или вперед. Повторный бросок вперед, добавил бы компромату и без того пикантному положению. Выбирать не приходилось. Спина плашмя рухнула вниз, выставленный в группировке локоть напоролся на ножку отброшенного стула, а затылок, сочным звоном удара припечатал боковину стола, резонируя эхом дребезжания в столешницу.
В глазах замелькали цветастые круги, а звон в ушах поддержал круговерть красок. Тупая боль, как награда за акробатический трюк, наградила затылок горе-каскадера, а слух художника – бранью.
- Блядь! Епт… допрыгался. Вот зараза…, - пришибленный локоть болел не меньше затылка. В сумятице падения, не поддавалось определению, что пострадало сильнее и за что следовало хвататься в первую очередь, врачуя поглаживаниями болезненность и ощупывая целостность пострадавших мест. Откидывая второстепенное, инстинкт выбрал значимое, и пятерня забралась в волосы, проверяя повреждения черепа. – Ух, ты ж… так можно инвалидом стать, - потрясая проверенной головой, и прогоняя докучливый звон и снующую морду, подоспевшего на крик кобеля, он приступил к изучению конечности. – Что делать, говоришь? С головой дружить и быть внимательнее.
Толкнувшись к столу и кое-как сев, Петр нахмурился. Проклиная себя за торопливость, неосторожность, тупость, давшим пищу несбыточным фантазиям, оставившим жирное пятно на репутации, такое, как оставил упавший кнедлик на скатерти, он продолжал лечить растиркой заслуженные синяки и шишки.
- Что делать? Да ничего. Можно продолжить с портретом, а она…, - скривившись и наглаживая шишку, парень поднял глаза, указывая через деревянную преграду на монитор, стоящий над головой, – она – только мечты. Что толку в совпадении? Глупости все это. У меня и девушка есть. Кто поверит в сказку о переселении душ или перевоплощении в другой жизни? – прибитые ударом мозги, оживили буддистские постулаты, щедро источаемые дядей во время тибетского похода. Истории, несомненно, красивые, увлекающие, но абсолютно нереальные. – Может в этом, что-то есть, но мы из разных миров, Юлиус. У нее своя жизнь, а у меня – своя. И в награду к ней – большая шишка и Мишка.
Оставалось усмехнуться, прибавляя к усмешке приправу из горечи, потирая вздувшуюся округлость на затылке.
Вы здесь » Прага » Реальность » Кафе Славия (месяц назад)