О докторе Ференци Томаш знал весьма поверхностно, да и на лекции, которую профессор читал в одном из университетов Праги, Дворский оказался случайно. Послушать, достаточно знаменитого профессора Томаша пригласил давний друг, с которым они учились еще в Карловом университете. Тогда, после окончание оного Томаш поехал в Великобританию, а Жданек остался в Праге, решив связать свою жизнь с преподавательской карьерой. Томаш отгуливал последние дни своего отпуска, и поскольку торопиться ему было некуда, он согласился жестоко убить свое свободное время лекцией, которая по всем признакам не могла пробудить в нем ни профессиональный, ни спортивный интерес. Однако, вопреки ожиданиям Жданека, который был почти уверен, что друг демонстративно покинет актовый зал уже через каких-то сорок минут, Томаш остался до самого конца. Его внимание, однако, привлекала вовсе не тема лекции, а человек, который ее читал.
Мужчине было на вид лет пятьдесят, однако седые волосы и паутинка морщин совершенно не портили его. Даже напротив. В том как он держался ощущалась твердость характера, несгибаемость, бескомпромиссность. За прожитыми годами скрывался колоссальный опыт, которым он с радостью делился с желающими. В конце лекции на Йохана Ференци посыпался шквал вопросов, касающихся его новой книги, посвященной виктимологии насилия. А вот эта тема была интересна теперь уже самому Томашу и стала причиной и поводом, чтобы назначить профессору встречу.
Место встречи Йохан Ференци назначил сам. Вопреки ожиданиям он рискнул предложить собственное жилище, на что Томаш тут же ответил согласием. Так даже лучше. Возможно, Йохан покажет ему свою неопубликованную книгу. Первенство всегда доставляло ему особое удовольствие, даже в таких малозначимых вопросах.
Томаш немного опаздывал, в последний момент, решив заскочить в винный магазин. С пустыми руками идти к профессору было неудобно, а спиртные напитки в любой ситуации смотрелись в выигрышном свете. Сам Томаш не пил и в спиртном не разбирался, поэтому процесс выбора немного затянулся. Хирург никак не мог определиться между вином и коньяком. В итоге выбрав второе, он победно вышел из магазина и на всех парах помчался к дому Ференци.
Осень только вступала в свои права, ну а ночь уже бесстыдно отбирала у дня драгоценное время. На Прагу спустились сумерки, поднялся холодный ветер, метя по улицам сор и первые опавшие листья. В доме Йохана шторы были открыты, светил яркий свет и Томаш различил в окне высокую темную фигуру. Крошечный блик мазнул по стеклу и исчез. Фигура качнулась и пропала из поля зрения.
Томаш быстро поднялся по ступеням и нажал на кнопку звонка. Когда дверь отварилась, мужчина улыбнулся хозяину и сказал:
- Пан Ференци, прошу прощения за опоздание. Неотложные дела нарушили мои планы, - о истинной причине Томаш решил умолчать.

Отредактировано Томаш Дворский (01-11-2011 13:59:25)

Томаш ответил на приглашение кивком и вошел. Надо же, хозяин дома собрался ужинать и предложил Томашу присоединиться. Вроде как и не подумаешь, что Йохан Ференци готовился заранее и невольно согласишься, но ожидая гостей, никто не станет готовиться к трапезе не подразумевая что гость тоже присоединится. В мужском обществе было не принято приглашать друг друга на ужин, тем более в присутствии людей. Такой жест может скомпрометировать и поставить приглашающего в скверное положение. Обставить все под «несчастный случай» гораздо удобнее, точно зная, что гость не позволит себе отказаться. Тем более, когда с кухни доносится такой чудесный запах. Кажется, пахло тушеным мясом и овощами. Хоть Томаш и не был голоден, его рот моментально наполнился слюной.
Профессор, взяв плащ у Дворского, стал поспешно извиняться за беспорядок. Оглядевшись, гость заметил повсюду фотографии достаточно большого семейства, главой которого и был Ференци. В гостиной по углам были разбросаны игрушки – у Йохана уже были внуки. А Томашу только-только предстояло узнать каково это - быть отцом. Лидия родит еще не скоро, а Томаш уже ощущал на своих плечах гигантскую ответственность.
- Я вас понимаю, пан Ференци. Вскоре я тоже собираюсь стать отцом, - Томаш согласно кивнул, переобуваясь в домашние тапочки, - моя жена родит через шесть месяцев, - тут же пояснил Тень. Оказывается, это был дом его сына, а сам Йохан проживал за многие километры отсюда. Надо полагать, Томашу крупно повезло, что профессор согласился с ним на встречу.
- Я с радостью составлю вам компанию, тем более запахи, что идут с Вашей кухни раздразнили мои аппетиты, - Томаш коротко рассмеялся и тут вспомнил о своем подарке, который принес хозяину дома и из-за которого опоздал.
- Кстати, это Вам, - мужчина открыл пакет и достал оттуда упакованную бутылку Хеннеси Х.О семьдесят второго года, - я не разбираюсь в алкоголе, но в магазине мне сказали, что это хороший коньяк, - Томаш протянул подарок Йохану и улыбнулся одними уголками. Коньяк стоил неприлично дорого, и Томаш надеялся, что цену оправдает его вкус. Всю дорогу он переживал, что Йохан окажется таким же трезвенником-язвенником, как и он сам, но упоминание о Кьянти отмело всякие сомнения – Ференци употребляет алкоголь.
- Спасибо, что согласились встретиться со мной. Откровенно говоря, я даже на это и не рассчитывал. Моя профессия никаким образом не пересекается с психологией или виктимологией. Скорее, я питаю к этой теме личный интерес, - все так и было, только вот Томаш умолчал, что личность доктора Ференци был ему любопытна ничуть не меньше интереса к вопросам виктимологии насилия. Молодому хирургу показалась привлекательной мысль провести вечер с человеком, с которым можно было поговорить о вещах, о которых Томаш молчал всю свою жизнь.

- Мальчик, - не без гордости ответил Томаш и последовал за хозяином дома на кухню. Сидеть в гостиной в одиночестве, ожидая, когда тебя накормят незапланированным ужином не входило в планы Дворского, не за тем он пришел.
Йохан тут же стал доставать из духовки мясо и овощи, а затем принялся строгать салат. Томаш сел на табурет около кухонного стола, на котором профессор Ференци демонстрировал свое поварское мастерство.
- Я тоже учился в Оксфорде, - как бы между прочим заметил мужчина, неотрывно следя за ловкими движениями рук Йохана. Теперь он сумел рассмотреть, что на левой руке у него не хватает нескольких пальцев, а вместо них красовался специальный протез. Томаш спокойно относился к подобным и другим уродствам. По воле службы он не раз видел калек, а бывало, что и самому приходилось лишать человека конечности, дабы спасти ему жизнь. Отсутствие пальцев наименьшая из зол. Вполне вероятно, что Йохан потерял их в армии, а может быть и в горячих точках где-нибудь в Афганистане. Хотя для солдата, побывавшего на войне, он выглядел слишком нормальным.
- Я со своей женой познакомился тоже в университете, но в Праге. Мы с ней не виделись пять лет, прежде чем я сделал ей предложение. Слава богу, она осчастливила меня согласием, - вероятно, Томаш походил сейчас на влюбленного первокурсника – счастливая улыбка, ладонь прижатая к груди. Ничто не заставит усомниться в том, что он говорит правду. Лидия была первой в списке кандидаток и если бы она не согласилась, Томаш бы предложил свою руку и сердце какой-нибудь другой счастливице, но судьба распорядилась именно так как он и хотел. Томаш относился к своей супруге с большим почтением, но любил ее только как мать своего будущего ребенка.
Дворский поднял взгляд на Ференци, чтобы проследить за эмоциями, которые нахлынули на него, когда мужчина получил подарок. В целом ничего не изменилось, однако Томаш заметил, как пролегла на лбу морщинка меж густых седых бровей. Заподозрил подвох? «Ох, не надо было такой дорогой коньяк покупать, еще подумает, что я его подкупить хочу».
- Ну… как Вам сказать, - мужчина смущенно улыбнулся, - я не умею дарить подарки и всегда очень долго выбираю. Наверное, я страдаю особым видом кретинизма, который мешает мне быть объективным в вопросе выражения расположения перед тем или иным человеком, - Томаш тихо рассмеялся, попытавшись перевести все это в шутку. Получилось? Вроде да. Йохан изъявил желание распить его. Ладно, хоть возвращать не стал.
Наконец, оставив прелюдию, Йохан перешел к теме, которая и стала причиной сегодняшней встречи. Томаш знал, что Йохан спросит, чем же Томаша так привлекает эта тема. И Томаш что-то должен был ответить, вот прямо сейчас, но внезапно не смог найти слов. Резать сходу правду матку ему не хотелось. Перед ним сидел психолог, а Дворскому не хотелось бы, чтобы мужчина принялся копаться у него в голове. Выдержав короткую паузу и приобретя задумчивое выражение лица, Тень ответил:
- Феномен насилия мне стал интересен еще в университете в Оксфорде. Я часто сталкивался, и до сих пор сталкиваюсь, с людьми, которые являлись жертвами насилия. Наблюдая за ними, я обнаружил, что многие люди виктимны от рождения и как будто сами ищут неприятности. Многие женщины, не задумываясь, возвращаются в семью к мужьям, которые исправно на них поднимают руку. И более того, они сами просят у них прощения, - заметив что хозяин дома уже накрывает на стол, Томаш переместился на место, отведенное ему и тут же продолжил, укладывая на свои колени салфетку, - А маньяки? Что их заставляет убивать людей, повторяя один и тот же цикл несколько раз? На самом деле, я не думаю, что все дело в воспитании или отношении общества к отдельным индивидам. Насилие это неотъемлемая часть нашей жизни, каждого человека.
Томаш замолчал, принюхиваясь к невероятно аппетитному аромату тушеного мяса, взяв в руки столовые приборы, он аккуратно отрезал кусочек, как будто стараясь не делать больно мертвой корове, и отправил его в рот.
- Интересный вкус. Что это? Свинина? – Мясо буквально таяло у него во рту. Подобранный букет специй, постепенно раскрываясь, дарил совершенно невероятные ощущения. Ничего подобного Томаш прежде никогда не ел.
- Вам стоит дать рецепт моей супруге, вы готовите мясо гораздо лучше, чем она, - коротко рассмеявшись, Тень отправил еще один кусок мяса себе в рот.

- О нет, нет, - гость отрицательно покачал головой, прожевав очередной кусок восхитительного мяса, - я не пью. Уверен вино очень вкусное, но я ограничусь только водой, - мужчина едва заметно улыбнулся и взяв изящный бокал в руку сделал пару глотков. Его отношение к алкоголю очень многими людьми воспринималось с долей яростного непонимания. В век когда алкоголь является чуть ли не неотъемлемой частью жизни любого человека, встретить абсолютного трезвенника было весьма не просто. На это были серьезные причины, о которых Томаш не любил рассказывать. Людям не свойственно трепаться о своих слабостях, а с алкоголем у Томаша была настоящая проблема. У него отсутствовал ген, расщепляющий алкоголь и потому он пьянел даже от небольшого количества спиртного напитка, который, в свою очередь, оказывал на него самый неожиданный эффект.
На этой теме Тень не стал заострять внимание, а вернул его теме, которая была гораздо интереснее этой.
- Нет, я совсем не хочу сказать, что человек заведомо виновен и уж точно никого не хочу обвинить в нечеловечности. В каждом человеке заложен определенный генетический код. Человек может быть умен от рождения или, например, глуп, добр, отзывчив или мягок. Ни у кого не возникает сомнений, что это так. Так почему же в человеке не может быть заложено от рождения склонность к насилию? В каждом это есть, но только в большей или меньшей степени. В ком-то этого нет совсем и они приобретают черты жертвы, которые способен различить только человек обладающий неоспоримыми качествами отъявленного садиста, - Томаш на время отвлекся от своего блюда, ударившись в рассуждения. Его пальцы меланхолично поглаживали ножку бокала из которого он только что пил, в алюминиевых глазах искоркой вспыхнул живой интерес.
- В конечном счете, все отрывали крылья мухам в детстве. Никто особо не обращает на это внимания. Но если насекомое не умеет визжать, это не значит что ему не больно,  - мягкое движение широких угловатых плеч, скрытых под дорогим белым пиджаком. Столовые приборы вновь заплясали по тарелке, разрезая кусок мяса на несколько небольших кусочков, которые Томаш незамедлительно отправил в рот. Скулы вновь задвигались, и Томаш на минуту замолчал, чтобы пережевать очередную порцию пищи.
- Я не знаю, чем руководствуется женщина, возвращаясь в дом к мужу систематически избивающему ее.  Возможно страх или наивность, желание поверить, что любимый изменится, но как говориться, горбатого только могила исправит. Но скорей всего тут как раз играет роль врожденная виктимность этих индивидов. С маньяками да… ту немного проще – удовольствие все равно в их случае сопровождается определенной причиной. Ну а что если спуститься к мирскому в взять во внимание игры БДСМ? Всегда есть доминант и подчиняющийся. В жизни эти люди могут быть совершенно нормальными, иметь семью, детей и хорошую работу. Потребность в насилии как у тех и у других очень высока, может ли эта тега перерасти в настоящую проблему?  - Томаш медленно подбирался к вопросам, которые интересовали его лично. Он знал, что он другой, но Томаш никогда особо не уделял этому пристальное внимание. До момента вступления в клуб. Но это скорее были филосовские размышления, нежели капание в себе. Наверное, ему просто было интересно знать на самом ли деле ему нужна справка соответствующего врача или нет.
- Меня не то чтобы интригуют такие люди, просто… - Томаш отложил приборы, чтобы снова попить воды и откинулся на спинку стула, разместив руки на подлокотниках. Серый взгляд не сходил с лица собеседника ни на минуту, - … мне интересно что ими движет, чем они живут и из каких соображений принимают решения. Что они чувствуют раз за разом нажимая на курок или погружая в плоть острие ножа? Почему вещи, которые для большинства людей табу для них что-то совершенно обычное и повседневное, как завтрак или посещение туалета? – Томаш пожал плечами и улыбнулся:
- Иногда мне кажется, что я могу понять ход их мыслей, но это не более чем теории. А вы? Вы общались с людьми, приговоренными к смерти. Вы можете понять их действия? Не с точки зрения врача, а простого обывателя?

- Нет, я вовсе не генетик, - Томаш усмехнулся, качнув головой, отчего черная смоль волос расплескалась по плечам, - просто я кое-что читал, а остальное лишь мои рассуждения и догадки. Как вы понимаете, психология не моя стезя, я могу ошибаться в суждениях. – Томаш потянулся за бокалом, чтобы попить еще немного воды. Он ел не очень много, поэтому бобы и салат остались практически не тронутыми, зато кусок мяса он съел почти весь, будучи плененным его необычным вкусом.
Томаш внимательно слушал Йохана, про инстинкт самосохранения и бродячую собаку. Мужчина обронил фразу, вероятно совершенно случайно и она заставила Томаша посмотреть на него совсем с другой стороны.  «Я был на стороне собаки, я понимал ее гораздо лучше, чем своих ровесников». Значит ли это, что в детстве он был изгоем, как эта собака, и сверстники кидали в него камни, в прямом или переносном смысле? В этом они могли бы быть похожи, но Томаш не стал спрашивать. Многие до старости стесняются школьной поры, ведь это поистине самый жестокий и несправедливый отрезок жизни.
- Да, конечно, называйте меня просто Томаш, - мужчина улыбнулся собеседнику, оперевшись локтями на столешницу. Слушая Йохана, он согласно кивал, сделавшись очень серьезным и внимательным.
- Мне никто не говорил, что мухе может быть больно. И сам я не мог догадаться. Я был ребенком. Но, разве не детство во многом определяет характер и тенденции к развитию каждого индивида? Ребенок просто не способен мыслить логически и составлять причинно-следственные связи. У него имеются лишь общие представления о добре и зле. Однако он может чувствовать и следить за тем, что ему нравится, а что нет. Когда ребенок отрывает насекомому лапку – им движет любопытство и это чувство перекрывает сострадание к живому существу. Я помню девочку, которая жила со мной по соседству. Бывало, я ловил бабочек и нанизывал их на иголки и прикалывал к деревянной подпорке у себя на крыльце. Когда она заставал меня за этим занятием, она плакала и просила меня этого не делать. Она испытывала сострадание к живому существу, хоть ничего и не понимала. Но ей тоже никто не объяснял, что насекомому может быть больно. А мне в свою очередь доставляло удовольствие травить ее. Я мог долгое время держать иглу над брюшком трепыхающейся бабочки, глядя на то, как девчонка плачет… - Томаш, ударившись в воспоминания, не заметил, как его понесло. Он споткнулся, но смущения не показал. Он моргнул и тряхнул головой, будто бы прогоняя наваждение и посмотрев на Йохана, улыбнулся. Что это было? Сам того не желая, он стал рассказывать о себе, заглядывая далеко в прошлое, будто бы находится сейчас на приеме у психолога, а не за приятным вечерним ужином. Он потер ладони одна об другую, и вновь сосредоточившись, посмотрел на Йохана. Этот человек был не прост. В нем было что-то такое, что не лежало на поверхности, но что Томаш ощущал всеми фибрами своей души. Ему было легко разговаривать с этим человеком, он сам того не замечая разоткровенничался с ним. Тень никогда прежде себе такого не позволял, стараясь сохранить образ человека во всем идеального. И вопрос Йохана о том, насколько умело Томаш может читать людей оказался весьма уместным.
- Я не психолог, а потому могу судить о человеке только благодаря собственной интуиции, которая меня, слава богу, еще ни разу не подводила. Я на вряд ли смогу определить что за человек стоит перед мной, могу сделать не правильные выводы оперируя лишь первым впечатлением, которое не всегда может оказаться верным. О Вас у меня, например, сложилось хорошее впечатление и поэтому я предложил вам встречу, - усмешка, - вы согласились на контакт, а затем приготовили к моему визиту восхитительный ужин, тем самым подтвердив мои догадки, - Томаш приподнял уголки губ в улыбке, чуть склонив голову и сощурив глаза. Мужчина мягко перешел на легкий флирт, ища расположения Йохана к себе
- Я думаю, человек, сказавший это, прав. Новое пробовать не только интересно, но и жизненно необходимо. Стремление к новому – движение вперед. Тот, кто не движется вперед - стоит на месте и соответственно умирает. Но чтобы наполнить себя новым, нужно избавить себя от старого. Это как в индуизме. Способности трех основных богов наиболее емко характеризуют обновление мира. Брама создатель всего нового, Вишну хранитель всего того что сотворил Брама, а Шива являет собой разрушение, уничтожая все то что было создано ранее. Многие называют его злым богом и сравнивают с Дьяволом, забывая о его истинном предназначении – освобождении пространства для чего-то нового. Зло, в общепринятом понимании, так или иначе, является неотделимой частью мира и нас самих, - подытожил Томаш и замолчал. Пальца вновь тронули ножку бокала. На улице залаяла собака, увлекаемая вдаль проезжавшей мимо машиной.

- Да, наверное, вы правы. Вам, как человеку компетентному в вопросе человеческого восприятия, конечно же виднее, - Томаш улыбнулся и потянулся к воде. Ему неимоверно сильно хотелось пить. Скорее всего, это специи дают такой эффект. От соленого и жирного всегда хочется пить. Но сейчас особенно сильно…
Томаш утер губы салфеткой и положил ее рядом с тарелкой перед собой. Как раз в этот момент он на минут потерял зрительный контакт, но, сморгнув, сумел сфокусироваться. Его внимание было вновь обращено к профессору, но вот понять о чем он говорит становилось все труднее. Томаша бросило в холодный пот. Было ясно, что с ним происходит что-то не то. У него не было явных болезней сердца или сердечнососудистой системы, однако он почувствовал себя вдруг из рук вон плохо. Некачественная пища? Что-то еще? Быть того не может, ведь Йохан ел то же самое. Глубокий вдох, выдох.
- Здесь душно, - Томаш потянулся к вороту водолазки, слегка оттянул его пальцами и потер подушечками шею. Он гнал от себя дурные мысли, стараясь не показывать свою внезапную хворь и взволнованность. Сделав глубокий вдох, мужчина откинулся на спинку своего стула и постарался сосредоточиться на словах Йохана, который, кажется, как раз начинал разговор об ужине который столь любезно, если не сказать – любовно, приготовил для себя и своего гостя. Томаш непринужденно улыбался ему, но постепенно его улыбка сползла с бледного лица. Он не верил в то, что услышал сейчас, решив, что просто не понимает, о чем говорит профессор Ференци, однако все было до ужаса очевидным. «Я съел своего друга с бобами и кьянти…», «…мне пришлось учиться не вызывать подозрения…», «Когда я хочу понравиться, я нравлюсь…» - это все что Томаш услышал, но этого было достаточно чтобы понять о чем именно говорит сейчас Йохан Ференци. Перед глазами все поплыло, комната вокруг двоилась, выгибалась и вспучивалась. Голос Йохана был глухой, как будто доносился откуда-то издалека или со дна глубокого-глубокого колодца.
- Что? – вопрос прозвучал тихо, почти безжизненно. Томаш поднялся на ноги, держась за столешницу обеденного стола, но его повело в сторону и Дворскому пришлось снова сесть. Вдох выдох. Паника подступила к горлу. Нет, Томаш не ошибся. Его интуиция не подвела и в этот раз. Он увидел в Йохане то, что хотел, только он никак не предполагал, что зверь, притаившийся в душе мужчины, сомкнет челюсти на его шее.
Больше Томаш ничего не услышал. Он еще раз попытался встать, но не успел ступить и шагу. Его сознание растворилось , сменившись на тяжелую безмятежную пустоту.

Первое что почувствовал Томаш – это холод, который безжалостно царапал его тело. Он не сразу понял, что раздет и лежит на стальном хирургическом столе. Его тело, руки, ноги – все будто бы наполнено свинцом. Дурман в голове постепенно рассеивался, и он медленно открыл отяжелевшие веки. Сморгнул, потом еще раз. Серая пелена ушла, и он сумел рассмотреть перед собой потолок и яркий свет, слепящий глаза. Он попробовал приподняться, но у него не вышло, попробовал высвободить руки – бесполезно. Повернув ладонь вниз, он провел рукой по поверхности, на которой лежал. Гладкая и холодная. Он дернулся, потом еще и еще, от чего ложе, к которому он был привязан, издало звонкий стальной звук. Тут же за головой послышались шаги и голос. Голос Йохана. В сознании всплыли рваные неясные кадры последних пяти минут их совместного ужина. Томаш сглотнул сухим горлом. Каждая мышца на его теле напряглась.
«Нельзя показывать свой страх, ни в коем случае нельзя показывать свой страх» - это повторял Томаш все время, пока мужчина говорил и перед его глазами не блеснул кулон с головой минотавра.
Томаш не ответил на его вопрос. Как член клуба, он не имел права разглашать какую-либо информацию и называть имена, хотя вероятно сейчас это не имело никакого значения. Если мужчина знает, хоть что-нибудь о клубе, он должен был быть осведомлен о том, что такие вещи просто так там не дают.
- Йохан, - голос как будто бы не свой, - Йохан, если ты убьешь меня, ты допустишь серьезную, непоправимую ошибку. Я такой же… такой же как ты Йохан, - Томаш оставался спокойным, бесстрастным, как и всегда, но во взгляде его что-то изменилось. Его глаза как будто стали чуть более живыми. Томаш уцепился за Йохана взглядом и не отпускал не на секунду, будто боялся разорвать эту тонкую связь и потерять мир живых навсегда. Если бы убийца положил свою руку ему на обнаженную грудь он бы почувствовал, как яростно бьется его сердце в костяной клетке и как бешено пульсирует жилка на шее под толстым слоем скотча. Да, он просил его остановиться, но он не умолял.

Ференци скалился ему в лицо, он не верил словам молодого мужчины. Конечно, это было не так. Не совсем так. Томаш еще никого не убил, не ел человеческого мяса (до сегодняшнего вечера) и не устраивал пыток. Однако он был жесток и циничен. Он не боялся причинять боль другому человеку, не боялся уродовать и не боялся заставлять страдать. Но видимо, этого всего было настолько мало, что Йохан был даже не в состоянии этого разглядеть, когда как Томаш сразу почувствовал истинную сущность профессора.
Теперь мужчина не был таким приветливым и добрым, каким казался там в гостиной. Сейчас он был груб, резок и неимоверно опасен. Когда его рука сжала в кулаке волосы Томаша, а дыхание обожгло его лицо, Тень  невольно зажмурился и постарался отвернуться в другую сторону.
Внезапно внутри забурлила злость, он дернул головой, насколько ему это позволяла липкая лента и оскалился. Его взбесили даже не слова Йохана, а то, как они были произнесены. Дворского невероятно сильно раздражало то, что многие люди его не воспринимали всерьез. Насмешливые взгляды и снисходительный тон приводили его в состоянии бешенства. «Да что ты сам знаешь обо мне?» Губы сжались в тонкую линию, на скулах заходили желавки. Но Томаш смолчал, совершенно ничего не ответил на оскорбление и не стал отвечать на вопросы. Мужчина сейчас ничего и не требовал. Встав к нему спиной, Йохан рассматривал медальон, который Томаш заслужил носить на своей шее. Пусть Йохан так не считал, но Чёрный был в этом уверен, а его мнение для Томаша было приоритетным. По-видимому, Ференци что-то знал о клубе или даже состоял в нем. Томаш появился на заседании лишь однажды, когда проходил посвящение полтора месяца назад. Он никого не знал и не видел ничьих лиц. Возможно, и Йохан был там и возможно именно он кончал на лицо рабу, шею которого в этот момент Томаш стягивал удавкой. Ирония судьбы, он умрет от руки того, кто мог бы стать ему наставником. Подумав об этом мужчина ухмыльнулся, возможно, бы даже рассмеялся, если бы не услышал хрипы, доносившиеся из-за его головы.
Он не один. Здесь еще кто-то есть? Сейчас Томаш вспомнил, что Йохан что-то говорил про знакомство, но тогда он не обратил на его слова внимание. Мужчина снова скрылся из вида. Воспользовавшись моментом Томаш опять попытался высвободится – тянул руки и ноги, чуть ли не выворачивая запястья и лодыжки. Скотч местами скатался и слипся, но высвободится Тени так и не удалось. Удавка не ослабла, а казалось еще сильнее стянула руки и ноги.
«Блядь.»
Справа от него послышались шаги и шуршание полиэтилена. Йохан возвращался, толкая перед собой инвалидную коляску. Томаш повернул голову в бок как мог и похолодел. Перед ним сидел человек, который вероятно прошел все круги ада, но успокоения так и не нашел. На его теле были множественные порезы, лицо практически отсутствовало, как и его ноги, которые представляли собой совершенно ужасное зрелище. Томаш видел много чего страшного и отвратительного по долгу службы. Он знал человеческое тело лучше, чем кто-либо еще. Он не раз капался в человеческих внутренностях, резал и сшивал живые ткани, заменял изношенные органы на здоровые, удалял отмершие конечности. Он видел множество раз жертв ДТП, несчастных случаев и бытовых драм, но это, черт возьми, это было уже слишком. Томаш замер, будто его в эту самую минуту разбил паралич. Он смотрел на парня не моргая и практически забывая дышать. А поняв, что всего несколько десятков минут назад он самолично и аппетитом уплетал плоть сидящего перед ним человека, побелел еще больше изо всех сил стараясь совладать с дьявольски сильным приступом тошноты, который в ту же секунду накатил на него. Сейчас было важно все. Что он делает и что говорит. Нельзя было показывать свой страх и ни в коем случае не нужно было злить Йохана. Скорее всего он не слишком обрадуется, если с такой любовью приготовленный ужин окажется на полу.
Томаш сглотнул и сделал глубокий вдох.  Пальцы сжались в кулаки, мышцы превратились в камень. Томаша напугала скорее не увиденная картина, а перспектива оказаться на месте Тайлера. Сколько он уже здесь? И сколько ему пришлось вынести?
Джереми Тайлер. У него была вся жизнь впереди. «Бедный, бедный мальчик». Отчего-то Томаш не испытывал отвращения к нему, но и по настоящему жаль его тоже не было. Наверное, потому что сейчас перед ним сидящий человек уже не был Джереми. Это был живой труп, готовящийся отдать богу душу, не более того. Томаш удивлялся, как этот мальчик еще оставался жить, но, то что ему осталось немного можно было не сомневаться. Томашу вдруг захотелось поцеловать его, изласкать избитые губы, украсть последний вздох.
Дворский закрыл глаза, облизал сухие губы, а когда открыл, увидел перед собой восковое лицо Йохана. Перед ним стоял уже не человек, а монстр.
Скальпель обжог холодом щеку, острый кончик впился в кожу, едва ее не протыкая. По телу Томаша прокатилась волна дрожи. Холод? Страх? То и другое? Теперь он не отворачивался, он смотрел прямо в глаза Йохану. Это был взгляд сильного человека, который не боялся умереть, но в то же время не смирился со своей участью. На дне серых глаз плескался страх, но страх этот не сковывал движения и не заставлял разум подчиняться любому слову убийцы. Он разжигал в Томаше инстинкт самосохранения.
Мужчина медленно повернул голову, отчего лезвие проскользило по его покрывшейся испариной щеке и тронуло побелевшие губы. Тень приоткрыл рот и провел кончиком языка по опасному лезвию. Его дыхание согрело метал, капля крови сорвавшаяся с дрожащего языка раскрасила лезвие в красный. Губы дрогнули, растянувшись в некое подобие улыбки.
- Мои заслуги не так велики как твои, Йохан. Но Чёрному показалось это достаточным, чтобы вручить мне кулон. Он решил, что у меня потенциал… , - его голос был тихим, почти доверительным, интимным шепотом. Он едва заметно сбивался – очень сложно говорить, когда тебе угрожают смертью.
- Я избил проститутку, подосланную Мясником и оставил на улице умирать. О ее судьбе я ничего не знаю, но скорей всего она уже мертва. Ее лицо… оно было похоже на комок окровавленных тряпок. Я выбил ей передние зубы, нос был раздроблен и был скорее похож на расплющенный кусок пластилина. Ее веки заплыли и не открывались. По левой щеке все время текла белая жидкость. Кажется, я выбил ей глаз, - Томаш замолк на минуту, чтобы теснее прижаться щекой к холодному лезвию скальпеля.
- Я бил ее в пах пока она не обмочилась. Она умоляла меня прекратить, но я не перестал. Да… она была трансексуалом, - вдруг добавил Томаш, будто это была самая важная часть истории.

Отредактировано Томаш Дворский (10-11-2011 17:47:07)

Конечно, Томаш не думал, что профессор Ференци маньяк-убийца. И уж тем более, даже не пытался представить, что он может оказаться членом «Седьмого круга». А то, о чем он говорил, и вовсе звучало абсурдно. Если бы он систематически вырезал своих соратников в клубе, магистры уже давно бы задались вопросом, кто именно в гнезде душит птенцов. Но ничего подобного не было. Йохан сказал это для острастки, но это не значило, что мужчина не совершит злодеяние.
С момента как Томаш очнулся, он старался не паниковать и не уронить лицо. А теперь, когда Ференци стал вдруг сомневаться в Дворском, это стало делом принципа. Его очень злило то, как мужчина относится к нему – не как к равному себе, а как к жертве, которой Тень себя не считал. Всю свою жизнь ему приходится доказывать людям, что чего-то стоит. Это утомляет настолько, что упорство и спокойствие постепенно сменяются желанием разорвать обидчику глотку. Сейчас чувства просто переполняли Томаша. С одной стороны он жутко боялся Йохана. В его руке был скальпель – медицинский инструмент, который в умелых руках может стать опаснейшим оружием. Его взгляд, прямой и смеющийся не обещал ничего хорошего. Этот взгляд заставлял леденеть от ужаса, едва сдерживаться, чтобы не отвернуться. С другой стороны Тень злился. Это чувство бурлило внутри лавой и выворачивало душу наизнанку. Если бы только его руки были свободны! Томаш сдерживался, как мог и оттого переизбыток чувств, прокатывался по телу крупной дрожью, которую Тень был не в состоянии унять и чем больше он старался успокоиться, тем сильнее его трясло.
Острие скальпеля чиркнуло по кончику языка, оставив на нем еще один порез. На этот раз он был глубже и болезненнее и кровоточил сильнее. Томаш проглотил стон, но вздрогнул от укола боли и захлопнул белоснежные челюсти, отчего зубы лязгнули друг о друга. Рот медленно наполнялся кровью и слюной, которую Томаш был вынужден глотать, вместо того чтобы плюнуть убийце в лицо.
Нужно было что-то делать. Но у Дворского было не так много времени на размышления. Справа его внимание все время приковывал Джереми, от которого Йохан теперь отрезал небольшие кусочки и задумчиво перемалывал из челюстями. Зрелище не из приятных, особенно если представить, что и тебя ждет такая участь. Джереми же не издал ни звука. Кажется, он уже перестал что либо чувствовать, устал плакать, устал кричать и на что либо надеяться. Лучше сразу умереть, чем испытать что-то подобное.
- Я думаю, ей это не понравится, - спокойно ответил Томаш на вопрос убийцы. «А что бы ответила твоя жена или твой сын, узнав, что в свободное от работы время ты четвертуешь хорошеньких мальчиков?». В глазах на миг вспыхнули ярость и презрение, но в следующее же мгновение потухли, как только рука Йохана безжалостно сдавила горло Тени. Воздуха нет, к лицу моментально прилила кровь, сделав его пунцовым, руки и ноги похолодели. Томаш захрипел, задергался и широко открыл рот стараясь сделать глубокий вдох. Мужчина тут же склонился над его лицом , пленил губами сочащийся кровью язык и ссосав с него кровь отпустил, давая возможность Томашу откашляться и наполнить легкие воздухом. Это чем-то было похоже на поцелуй, на очень грубый и властный поцелуй человека, который таким образом тонко намекает – «Ты принадлежишь мне, смирись с этим». В другой ситуации Томашу это могло даже понравится, но только не сейчас.
- Не знаю, - резко ответил Дворский, делая череду глубоких вдохов, - У него было два года, чтобы стать мне наставником… О, ты, наверное не знаешь. Мы дружим уже долгое время, - Томаш выдавил из себя улыбку и продолжил, - Кстати,  сегодня мы встречались и он знает, куда я поехал, - разумеется, это была ложь, но в то, что Томаш говорит неправду, сложно было поверить. Тень врал легко, не мучаясь угрызениями совести. Иной раз он даже сам мог поверить в собственную ложь, а сейчас это было просто необходимо.
- Я бил ее и оставил на улице только в результате эмоционального всплеска. Она меня шантажировала, она требовала денег, поставив под угрозу мое доброе имя и мою карьеру. Я разозлился, - Йохан вновь подошел к нему и срезал ленты скотча, удерживающие голову Томаша. Мужчина приподнял голову и проследил за передвижениями убийцы, не переставая при этом говорить, - Я не мог позволить ей использовать меня. Я не жертва, Йохан. Я-не-жертва!!! – В руках Ференци блеснули щипцы, от вида которых мурашки поползли по хребту и Томаш снова задергался, пытаясь высвободится из пут.
- Что ты хочешь сделать? – вопрос не требующий ответа, - Да, черт возьми. Я уверен в себе. Что? Что за тренировка? Хочешь вырвать мне ногти, чтобы удостовериться, что я действительно годен для вступления в чертов клуб? – голос скрывался, Томаш практически кричал, - Я знаю, кто входит в Седьмой круг, знаю про охоты и про задания. Я знаю, на что я иду, Я знаю о правилах и знаю, что может подстерегать меня в этом клубе. Если бы я не хотел этого, я бы не дал твердое согласие. Черт. Да рви же уже! Долбанный ублюдок. Ну, ДАВАЙ! – Томаш задыхался, но теперь уже от гнева. Он уронил голову на столешницу и что есть силы сомкнул веки. Он действительно знал, на что идет и чего может лишиться в случае ошибки. А еще он точно знал, что если Ференци хочет крови, то он ее обязательно получит. И любые слова, и уговоры останутся им не услышаны.

Отредактировано Томаш Дворский (14-11-2011 19:30:43)

Томаш не сразу понял к кому Йохан обращается, в одночасье позабыв, что в комнате он не один. Чужой голос, не принадлежавший единственному человеку, составлявшему Джереми компанию последние несколько дней, человеку ставшему ему нахлебником и последним из живых существ, который касался его, заставил очнуться. Дворскому было интересно, что чувствует Джереми по отношению к профессору. Есть ли что-то кроме ненависти и страха? Сумел ли он сохранить мечту засыпать и просыпаться в объятиях мужчины, съевшего его лицо на ужин?
Чтобы посмотреть, что же происходит, Томашу пришлось повернуть голову в сторону мальчишки и открыть глаза. Тайлер лежал на полу, беспорядочно скребя пол ногтями и дергая ногами или точнее тем, что от них осталось. А Йохан, кажется, и не заметил этого. Его внимание было приковано к новой жертве без остатка. Его ладонь, сухая и такая горячая снова погладила узкую стопу Тени. Как и в первый раз это было приятное прикосновение, однако на фоне того, что Йохан только что собирался причинить точеной ножке сильнейшую боль, такая благодать показалась Томашу жесточайшей пыткой. Все равно, что игра в русскую рулетку. Именно поэтому Томаш не выдохнул с облегчением, он застонал от бессилия и дикого беспощадного ожидания острейшей, скручивающей окаменевшие мышцы в жгуты боли.
Боль. Томаш никогда бы не подумал, что когда-нибудь будет ожидать ее с ужасом, вымораживающим сердце и душу до основания. Тень любил боль. Ту, что открывала двери в сознание, дарила странное опьяняющее удовольствие, схожее с эйфорией. Но Йохан пророчил Томашу совершенно иные ощущения, от которых его пленник скорее отгрызет себе язык, нежели издаст трепетный стон.
Мужчина снова у его головы, запускает пальцы в его волосы, пока не сжимает и не дергает, легко пропускает сквозь пальцы смоляные пряди просто потому, что может это делать. Он угрожает Томашу смертью, довольно скалясь ему в лицо.
- Да не пошел бы ты к черту, со своими предположениями, - зло ответил Дворский на все словесные излияния убийцы. «Сучка», «Шлюха» - мужчина не был особо избирательным в выражениях, как будто намеренно старался опустить Томаша, показать свое истинное отношение. Ференци не только не считал его равным себе, он не проявлял и капли уважения к пленнику… да что там, к сокрубнику. У Томаша буквально сводило скулы от гнева, его серые глаза полыхали огнем, плотно стиснутые челюсти вот-вот станут метать искры. Проснувшийся в Томаше зверь скалился прижав уши, и утробно рычал, готовясь к смертоносному прыжку. И если бы Йохан не натянул сильнее длинные пряди Томаша на свой кулак, призывая к благоразумию, Тень наверняка бы вцепился ему в горло зубами, в место, где под кожей билась крупная жила.
Пленник с силой задергался в путах, оскалившись, он глухо зарычал, удерживая внутри разрывающий грудь вой. Томашу не нужно было говорить, чтобы донести до маньяка свое отношение к нему. Прямой взгляд, в котором не осталось и тени страха, красноречивее любых слов говорил о том, как сильно Дворский ненавидит Йохана. За то, что он делает и с ним и за эти слова, которыми он так бесцеремонно разбрасывается.
О, какая же благодать сошла на Дворского, когда Йохан вдруг разрезал путы и бросил тени скальпель. Мужчина резко поднялся, не теряя времени даром. Не обращая внимания на дикое головокружение от отлившей от головы крови, Томаш срезал скотч, удерживающий его ноги, и спрыгнул на холодный пол. Ватные ноги едва не подкосились, но Тень удержался. Ярость и гнев затуманили разум, он ничего не видел перед собой кроме Йохана, который с улыбкой демонстрировал ему записывающее устройство. Тень было ринулся к нему выставив вперед скальпель, но, едва не запнувшись о Тайлера, остановился. Взглянув себе под ноги замешкался – Джереми, окончательно придя в сознание смотрел на Томаша остекленелыми глазами. Взглянув на Ференци, Томаш  улыбнулся лисьей улыбкой и опустился на одно колено пред полумертвым мальчиком. Дворский помог ему подняться, бережно придерживая за плечи. Сев у него за спиной, он прижал Джереми спиной к своей груди, крепко обнимая его за торс свободной рукой. Тайлер издал короткий глухой стон, который был больше похож на тихий шипящий звук – на большее он был просто не способен.
- Тише, тише Тайлер. Я помогу тебе, - Томаш занес руку, сжимающую скальпель и плавно чиркнул по горлу исстрадавшейся жертвы. Горячая густая кровь хлынула на холодную грудь мальчишки. Тайлер забулькал, пуская кровавые пузыри, задергался, выпучив единственный глаз, а потом затих. Пока Тайлер умирал, Дворский смотрел улыбающимся взглядом на Ференци.
Ну, как тебе такой поворот, ублюдок?
Убивал Томаш впервые. И хоть сделал он это не из жалости, свой поступок он не посчитал ужасным или отвратительным. И Джереми наверняка был ему благодарен. Отнять жизнь у полумертвого человека оказалось легко. Ощущение что Томаш сделал все правильно, прочно осело в его душе, разлившись приятным теплом, похожим на восторг. Мужчина почувствовал себя уверенней, так, если бы решил, что готов свернуть горы. Теперь, когда гнев более-менее смыла чужая кровь, Томаш оценил ситуацию наиболее трезво. Была только одна причина, почему Йохан не вырвал ему ногти, освободил и дал в руки оружие. Он не мог его убить или серьезно покалечить, однажды дав клятву клубу. По этой же причине Дворский ничего не мог сделать Ференци, хотя, несомненно, такие фантазии до сих пор бродили в его голове. А если быть еще более объективным, у Томаша не было ни единого шанса – Ференци весил минимум на десять килограмм больше, тело его хоть и тронули возрастные изменения, но оно по-прежнему было подтянутым, очерченным красивыми упругими мускулами. Он дал ему скальпель только потому, что был уверен, что все равно останется победителем. Именно поэтому Томаш лишил его возможности закончить начатое дело, самолично перерезав Тайлеру глотку, в надежде хоть как-то навредить Йохану. Томаш знал о маньяках достаточно, чтобы сделать один простой вывод – человек подчиненный одному порядку и привыкшие держать все под контролем найдет его поступок, мягко говоря, не приятным.
- Надеюсь, ты не против, - с усмешкой в голосе сказал Дворский, поцеловав Джереми в висок и поднявшись на ноги. Ему все еще было холодно, а удерживание в объятиях трупп не добавляло ему шансов согреться. Томаш бросил скальпель на хирургический стол и подошел к столику на котором в идеальном порядке лежали страшные пыточные инструменты. Внимательно изучив арсенал, он взял в окровавленную руку мясницкий тесак, деловито опробовав большим пальцем лезвие. Нож оказался острым.
- Ничего нет на этой пленке, а если и есть ты ни за что не станешь демонстрировать ее публике. Во-первых, на пленке и твой голос тоже. А во-вторых, - Томаш сделал нарочно долгую паузу, без интереса разглядывая помещение, в котором он находился, - одно из правил клуба гласит, что участнику запрещается разглашать какую-либоj информацию о клубе, в противном случае он сам станет жертвой со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Никогда не поверю, что ты добровольно пойдешь на это, - приятная тяжесть тесака в руке Томаша успокаивала. С ним мужчина чувствовал себя в большей безопасности, хотя о какой безопасности может сейчас идти речь, когда выход закрывает восьмидесятикилограммовый буйвол. Обида все еще таилась в душе Томаша, однако он старался сдерживаться, понимая, что Йохан намеренно дразнит его. Но чего он пытался добиться, Томаш понять не мог. Единственное, что Тень понимал так же ясно, как и то что понятия не имеет, где находится, что с Йоханом придется как-то договариваться, ведь драться он с ним не собирался – в его случае совершенно бесполезное дело, которое даст Ференци лишний повод еще насмехаться над ним. Ему придется запрятать свою гордость куда подальше и дать Ференци понять, что он и только он тут победитель.
Мысленно проклиная себя за слабость, Томаш медленно направился к Ференци, неумолимо сокращая расстояние. Сердце вновь заколотилось как бешеное, будто бы Томаш собрался сейчас подойти ко льву, а не к простому человеку. Он встал практически вплотную и поднял на Йохана глаза. Тесак все еще был у него в руке и грел ладонь. Расставаться ним Тень не спешил. Он приблизил свободную руку к губам, чтобы немного согреть ладонь своим дыханием, растер окоченевшие пальцы друг о друга и неуверенно, так как будто собирался дотронуться до змеи, коснулся ими живота убийцы. Не дав возможности мужчине скинуть его руку, он приблизился еще на шаг и протолкнул свою узкую ладонь под ремень видавших виды брюк Ференци. Его ладонь мягко накрыла член мужчины. Рука моментально согрелась.

Отредактировано Томаш Дворский (21-11-2011 14:11:47)